Ричард Блейд, пэр Айдена
Шрифт:
Шел третий день пребывания Блейда в Батре. Он на миг смежил веки, и град Ильтара предстал перед ним — таким, каким был виден с перевала. Круглая неглубокая котловина с озером посередине; мост, переброшенный на западный берег речки; за ним — цветущие сады, среди которых тянулась дорога; ворота в невысокой резной каменной ограде и мощеный розовыми гранитными плитами двор — кое-где камень сменялся травой, кустами и деревьями с пышными, похожими на зонтики кронами. И, наконец, скала. Ее ровную поверхность прорезали окна — восемь ярусов окон и литая бронзовая дверь внизу, выходившая на крыльцо с широкой лестницей. Батра была комплексом искусственных пещер.
Сотни таких подземных
В Батре оставалось сейчас человек триста — меньше половины населения, — и все они высыпали во двор, когда часовой у ворот ударил в колокол. Этот звон не то приветствовал господина Батры, не то предупреждал остальных домочадцев о его прибытии. Впереди толпы воинов, пастухов, слуг, женщин и детей стоял высокий худой старик. Вид у него был величественный: прямая спина, гордо откинутая голова, борода с проседью, затерявшейся в светлых льняных прядях, зеленый шерстяной хитон с серебряным узором по вороту. По обе стороны от него и чуть сзади — две женщины. Одна, как Блейд определил сразу, — Хозяйка Ильтара; статная русоволосая красавица лет тридцати. Другая… На миг его глаза встретились с ясными серыми очами, затененными пологом длинных ресниц, и Ричард Блейд был покорен.
Тростинке, несомненно, было за двадцать. Крепкая, ладная, ростом уступавшая старшей сестре, она отличалась необычайно тонким станом — Блейд подумал, что мог бы обхватить его двумя ладонями. Выше гибкой талии пышными пионами распускались груди, соблазнительно полные на фоне хрупких плеч; ниже — плавные линии бедер струились к изящным коленям. На девушке была короткая, туго подпоясанная светло-коричневая туника, не скрывавшая почти ничего. В этом одеянии она походила на греческую амфору или на горную нимфу, хранительницу окрестных ущелий и скал.
Их глаза встретились. Золотистые искорки мелькнули в зрачках Тростинки, и Блейд, искушенный в тайнах женских сердец, понял все. Эта девушка знала мужчин и умела их ценить.
Два следующих дня промелькнули стремительно и незаметно, скрашенные новизной впечатлений. Горячая ванна и чистая постель, вкусная еда, пир в честь новообретенного родича, пешие прогулки по берегам озера, осмотр Батры… Все это кружилось, мелькало, словно в калейдоскопе, но серые глаза Тростинки служили неизменным фоном для каждой новой и яркой картины, предложенной вниманию гостя.
Как и предупреждал вождь Батры, его отец, старый Арьер, принял Блейда словно сына. Старик был певцом и сказителем града, но функции его, видимо, простирались намного дальше — он хранил традиции, разрешал споры, учил детей. Вскоре Блейд понял, что Арьер скорее старейшина и духовный пастырь пещерного поселения, тогда как на долю Ильтара оставались практические вопросы. Суть их можно было выразить в двух словах: война и хозяйство. Ибо Батра была богата — и скотом,
Что касается войны, то хайриты умели и любили воевать. Они служили наемниками в Айдене — не столько ради денег, хотя немало сокровищ попадало в горы Селгов с полей сражений и из разоренных городов, — сколько в силу неистребимой тяги к приключениям и авантюрам. Кроме того, Двенадцать Домов вели многолетнюю кровавую распрю с Восточной Хайрой, населенной родственными племенами. Блейд не смог доискаться до корней этой странной вендетты.
Итак, он отдыхал; и почти всюду — кроме, пожалуй, постели — его сопровождала Тростинка. Так повелевал хайритский кодекс гостеприимства — о родственнике должен заботиться член семьи. Арьер был слишком стар, чтобы уходить далеко от дома, Ильтару и его жене хватало забот по хозяйству, а их первенец, шустрый восьмилетний парнишка, никак не подходил на роль гида. Эти обязанности взяла на себя Тростинка; она часто и подолгу жила у сестры и была прекрасно знакома с окрестностями ильтарова града. Казалось, ей доставляет удовольствие целые дни проводить с гостем; Блейд тоже не имел ничего против. Ему оставалось только сожалеть, что эта милая спутница заодно не скрашивает и его ночные часы. Впрочем, он не сомневался, что рано или поздно добьется своего. В распоряжении Блейда было еще четыре дня — вполне достаточно времени, чтобы уложить девушку в постель.
Он заметил, что жители пещерного града относятся к нему с подчеркнутым уважением. Сначала Блейду казалось, что он обязан этим родству с хозяевами Батры; однако, как выяснилось, хайриты Дома Карот больше ценили его личные достоинства. Ситуацию прояснила Тростинка, заметив как-то мимоходом, что Перерубивший Рукоять был бы желанным приобретением для любого хайритского клана. Она, видимо, не питала обиды из-за того, что полукровка Эльс победил лучшего воина ее родного племени.
Прогуливаясь с девушкой среди цветущих батранских садов либо пробираясь вслед за ней по крутым горным тропкам, Блейд размышлял о том, что один-единственный ловкий удар сделал его героем. Он знал уже — и не только со слов Ильтара, — что никому и никогда не удавалось рассечь стальным клинком упругую плоть франного дерева; вероятно, об этом подвиге сложат саги, которые заодно обессмертят и Ольмера, его незадачливого противника. Как же хайриты ухитрялись вытачивать рукояти для своего оружия? Ильтар говорил, что для этого используются резцы из бесцветных и очень твердых камней… Алмазы?
Впрочем, во время экскурсий в горы странник никогда не успевал додумать эти мысли до конца; впереди легким танцующим шагом шла Тростинка, и шаловливый ветерок развевал короткий подол ее туники. Стройные бедра девушки имели несомненный приоритет перед тайнами производства хайритского вооружения — особенно если учесть, что клочок ткани на ее ягодицах носил чисто символический характер. Соблазнительные округлости, открывавшиеся взгляду Блейда, восхищали его гораздо больше, чем красоты батранской долины и мощные зеленые свечи редких франных деревьев, которые добросовестно демонстрировала ему очаровательная спутница.
Вспомнив сейчас об этом, он сладко потянулся и, прикрыв глаза, на миг ощутил тяжесть тела девушки на своей груди. Он невольно поднял руки, чтобы передвинуть ее пониже, в более удобную позицию, но тут со двора донесся крик, спугнувший грезы Блейда. Чертыхнувшись, он приподнялся на локте и выглянул в окно.
— Эльс! — во всю глотку вопил Ильтар: задрав голову, он стоял у крыльца. — Клянусь Двенадцатью Домами Хайры, ты проспишь собственную смерть! Ты не забыл, что мы собирались на охоту?