Ричард Длинные Руки — эрбпринц
Шрифт:
Он улыбнулся с едва заметной насмешкой.
— Это мы умеем. Вперед и с песней. Да еще если выпить…
Глава 2
Земля отзывается тревожным гулом от топота тысяч и тысяч конских копыт, а от ударов сапог на двойной подошве дрожит и недовольно стонет.
В слабом рассвете стальные доспехи блестят пугающе незнакомо, словно на берег выбралась из моря масса чудовищ в прочном хитине с головы до ног, с которого еще бежит вода.
Кони, укрытые кольчугами до середины бедер, где всего три отверстия: для
Таким образом, копейщики налегке проходят в сутки на милю больше, а привалы для отдыха можно делать короче.
Идут всё так же по шестеро в ряд, плотно, почти касаясь друг друга локтями, а со стороны вообще выглядят стальной рекой. С утра все мрачные, но за спиной на востоке уже покраснело небо, защебетали птицы, и вот-вот кто-то из самых голосистых и молодых воинов запоет походную песню, под которую сердце стучит часто и радостно, а ноги словно сами убыстряют шаг.
Местные о приближении нашей армии узнают не раньше, чем мы оказывались рядом, потом в панике бегут в леса, бросая все нажитое, но самые отважные остаются и не прогадывают: мирное население я велел не трогать, разве что забирать для нужд армии запасы зерна, которые те не успели спрятать или увезти.
Но дальше деревни и села тянутся абсолютно пустые, даже собак увели, а в мелких городах остались только священники. Усадьбы лордов обезлюдели, из леса иной раз доносится тоскливое мычание коровы или собачий лай.
Норберт часто исчезает далеко впереди. Его конники идут небольшими отрядами, к тому же выпускают еще и разъезды по три человека, а он старается везде побывать и за всем уследить, благо самые быстрые кони у него и его людей.
Я видел, как он пронесся вдали, похожий на низко летящего над озером стрижа, потом резко свернул в мою сторону, а я с удовольствием смотрел, как они с конем быстро укрупняются и растут в размерах.
Он понял мой взгляд, сказал со сдержанной гордостью:
— Мчаться на хорошем коне — все равно что мчаться по небу.
Я оглянулся на мелькающего далеко в кустарнике леса Бобика, понизил голос до шепота:
— Собаки наши лучшие друзья, но пишут историю кони.
Он улыбнулся, поняв.
— Кони дают нам крылья, которых у нас нет… Ваше высочество, разведчики нашли идеальное место для ночного отдыха.
— Отлично, — сказал я. — Пусть указывают дорогу, если это не слишком в сторону.
— Почти прямо, — заверил он. — Только на полмили дальше. Прибудем затемно.
— Дольше поспят, — решил я. — А что вон там за туча? Слишком она какая-то… необычная.
Он проследил за моим взглядом, посерьезнел, лицо стало строже.
— Думаю, ваше высочество, то место стоит обойти стороной.
— Да что там?
— В той стороне монастырь, — ответил он, — куда, если верить слухам, ушел император Карл замаливать грехи.
Я нахмурился, враз захотелось помчаться туда, вытащить бывшего императора и
Кони наши идут быстро, из-за невысоких холмов поднялись башни монастыря, туча стала видна во всех подробностях: огромная и темная, в ней сверкают белые злые молнии, а на землю обрушиваются тяжелые удары грома.
Норберт сказал со скупой усмешкой:
— Крестьяне, что живут в деревнях вокруг монастыря, истолковывают по-разному, но все равно каждый уверяет, что за душу такого великого грешника идет ожесточенная борьба. Дескать, дьявол прислал своих из ада, чтоб утащить в преисподнюю, а светлые силы отстаивают, мол, человек покаялся, замаливает грехи.
— А сами крестьяне, — спросил я с интересом, — не хотят разгромить монастырь и вытащить оттуда Карла?
Он покачал головой.
— Говорят, благодаря молитвам такого великого грешника у них скот начал давать двойной приплод! Саранча вовсе исчезла… а как там дальше пойдет, будет видно. Старые люди говорят, что иногда верх одерживают светлые, иногда — темные. Если победят светлые, грешник останется в монастыре, если темные — то сразу заберут с собой, они не больно церемонятся.
Я выслушал, кивнул.
— Как и мы. Вообще, похоже на схватку адвокатов с прокурорами. Одни доказывают вину и настаивают на тяжелом наказании, а другие приводят доводы в защиту.
Он спросил с интересом:
— Ваше высочество, а вы за кого?
Я коротко взглянул на небо.
— Знаете ли, барон, лучше такие вопросы не задавать.
— Почему?
Я посмотрел на него зверем.
— Не прикидывайтесь овечкой, сэр Норберт. На некоторые вопросы отвечать трудно, потому что надо выбирать между «мне так хочется» или «я так считаю» и менее приятным «так надо».
Он вскинул брови.
— Все равно не понял. Вы мне на пальцах, ваше высочество. Для доступности.
— Что вам все еще непонятно?
— Непонятно, — спросил он голосом кроткой овечки, — хочется вам как?
Я огрызнулся:
— Сами знаете, как мне хочется. Как всем нам хочется!.. Мы же человеки, недавние питекантропы!
— Ваше высочество, — спросил он испуганным шепотом, — а это хто?
Я буркнул:
— У отца Геллерия могли бы спросить, ленивец. Это та живая и разумная глина, что жила, охотилась и размножалась, пока Господь не вдохнул в нее душу.
Он пригнул голову, будто Господь вот-вот погладит его молотом между ушей, спросил еще тише:
— А разве Господь не в тот же день вдохнул душу… ну, как слепил из глины?
— Конечно, — ответил я высокомерно, — в тот! Но что для нас тысяча лет — для Господа меньше одной доли секунды!.. Думаете, он сотворил мир за семь наших дней? Ну вы и наглец…
— Ваше высочество!
— А кто вы есть, барон, если возомнили, что Господь должен мерить свое божественное время презренными земными сутками?.. Ага, поняли?.. В общем, Господь сотворил Адама, а через пару минут, полюбовавшись на творение своих рук, вдохнул в него душу. Но Адам за это время успел наплодить тысячи таких же неотесанных, что разошлись по свету.