Ричард Длинные Руки – эрбпринц
Шрифт:
— Я предупредил по заданию своих служб, — уточнил он.
— Хорошо, — сказал я, — тогда награжу вашего непосредственного начальника, сэра Аллена Гелдофа.
— У вас прекрасная память, — сказал он намекающе.
— В интересах дела, — ответил я туманно и посмотрел на него, как забравшийся очень высоко разведчик на другого, который все еще внизу. — Память нужна всегда, а иногда — особенно.
— Тогда и сэра Аллена уволят, — обронил он, — если не казнят.
По его лицу нельзя было сказать, что не рад, подчиненные редко бывают довольны начальством,
— Тогда придется наградить кого-то еще выше, — сказал я бодро. — Графа или герцога, который руководит всей разведкой. Или даже короля. У вас есть король?
Он улыбнулся, но смолчал, потом сказал осторожно:
— Ваше высочество, с вашего позволения я поспешу обратно, торопясь принести радостные вести императору.
— Не очень и радостные, — предостерег я. — Я, к сожалению, помешал их брачному союзу, а говорят же, что и собачью свадьбу нельзя портить… Ладно, в добрый путь, виконт! Но насчет баронства подумайте. У меня и графом стать недолго… но это вы наверняка уже знаете, ведь вы хороший разведчик.
Он польщенно улыбнулся или сделал вид, что польщен, и вышел, пятясь, словно от восточного сатрапа.
Разведчики доложили, что уехал он на той же лошадке, зачем-то свернул с дороги и углубился в лес, а когда они тайком двинулись следом, то отыскали там только коня под седлом, а самого лазутчика обнаружить не удалось, даже следы оборвались как-то весьма неожиданно.
— Как раз ожидаемо, — сказал я и пояснил в ответ на недоумевающие взгляды: — Он и должен был уйти именно так, все-таки разведчик экстра-класса, какими и вы станете, если будете слушать маму, мыть уши и шею, кушать кашу и усердно упражняться в своей крайне нужной стране и обществу профессии плаща и кинжала!
Армия мунтвиговцев сразу же замедлила движение, как только мы остановились. Следят, значит, молодцы. Сейчас ожидают, когда подтянется их обоз, там наверняка везут тяжелое оружие, доспехи, а также палатки, чтобы воины хорошо выспались и утром сами рвались в бой. Молодцы, грамотно.
Я заметил на дальних холмах просторный замок, указал на него Норберту.
— Как называется?
— Азенкерл, ваше высочество.
— Почти Азенкур, — сказал я. — Это сражение будет именоваться битвой при Азенкерле!.. Постарайтесь, чтобы все было сделано с блеском!
Военачальники подтянулись, смотрят преданно, никто не сомневается в победе. Клемент сказал гулко:
— Если это сражение и не войдет в историю, ваше высочество, то лишь по одной причине…
— Какой? — спросил я.
Вместо него договорил улыбающийся Альбрехт:
— Потому что у нас выигранных сражений много, а будет еще больше!.. Я правильно выразил вашу мысль, дорогой герцог?
Клемент громыхнул:
— Что бы я без вас делал, дорогой друг? Вы всегда умеете придать словам самую нужную форму.
Альбрехт повернулся ко мне, в глазах появилось хитрое выражение.
— Ваше высочество горит желанием заглянуть к ним в гости?
Я ответил недовольно:
— Гореть
— Тогда едем? — предложил Альбрехт.
— Да хоть сейчас, — ответил я, повернулся к военачальникам. — Отдыхайте, проверяйте готовность войск. Я вряд ли там заночую, но если даже и так, то завтра утром буду здесь. Если что срочное, пришлите гонца.
Клемент заверил благодушно:
— Развлекайтесь, ваше высочество!.. Двое суток здесь будет тихо.
Я повернул Зайчика в сторону далекого замка, а за спиной послышался голос озадаченного Норберта:
— И откуда он узнал, что у хозяина замка дочь редкостная красавица?
Почти у самых стен замка трое музыкантов, стоя на холодном ветру, натужно исполняют на дудках нечто веселое, а миловидная девушка с бледным усталым лицом поет о любви, время от времени делая несколько танцевальных движений, не сходя с места.
У ее ног старая потрепанная шляпа, я бросил пару серебряных монет, но с высоты седла Зайчика в шляпу не попал, обе угодили в грязь, перемешанную подошвами сапог.
Один из музыкантов, выронив флейту, бросился вылавливать монеты, пока их не ухватил раньше кто-то из проходящих мимо.
Девушка искательно улыбнулась мне и прокричала тонким голоском:
— Спасибо вам, щедрый господин!
Мы проехали дальше, я сказал Альбрехту не оборачиваясь:
— Дорогой граф, вы можете себе представить мир, где вот певцам и музыкантам будут принадлежать наши дворцы и замки?
Он ответил удивленно:
— Разрази меня Господь! Как это?
— И будут ездить они в самых роскошных повозках, — сказал я, — и на самых дорогих конях, окруженные слугами. А мы, что интересно, будем ходить пешком.
Он захохотал:
— Ну и фантазия у вас, мой лорд!..
— Да уж, — пробормотал я, — иногда такое наворочу…
Он продолжал похохатывать, даже всхрюкивая от удовольствия, но, похоже, так и не смог вообразить такое дикое и невероятное, хотя да, пытается, вижу, даже в глазах отсвечивает некая титаническая работа мысли, а ведь Альбрехт — умница, что же говорить о других, никто не может вообразить такой мир… и не мог бы в нем жить.
Замок на скалистом выступе, такой же серый, массивный, потому почти сливается с горой и выглядит ее вершиной, заостренной в виде пика.
Альбрехт посмотрел на тропку, что резво ведет вверх, покрутил головой.
— Либо я старею, либо горы растут, — пробурчал он. — Если скажу, как хорошо здесь жить… убейте меня сразу, ваше высочество. Не хочу жить сумасшедшим.
— Но люди живут, — резонно возразил я. — Вон и деревни вокруг…
— Даже пара сел, — уточнил Альбрехт.
Наши кони, даже лошадка Альбрехта, идут по тропке резво, не такая уж и крутая, сейчас редко встретишь замок на равнине. Обычно это уже не замок, а крепость, мощная и огромная, на горе размещать такую вообще нерентабельно, замаешься туда таскать продовольствие и прочие товары.