Ричард Длинные Руки – эрцпринц
Шрифт:
А для того чтобы убить пару зазевавшихся горожан, использовать требушеты, катапульты и баллисты слишком накладно. Насколько помню, из таких чаще бросали в осажденные города трупы павших коров или бочки с нечистотами в надежде вызвать заразные болезни.
Я услышал шаркающие шаги, словно человек несет тяжкую ношу. Уже по этому узнал епископа Геллерия, а он, приблизившись, сказал с тяжелым вздохом:
— И снова льется кровь… Хорошо, хоть светлое солнце не видит этот ужас. Иначе бы и оно содрогнулось…
Я возразил:
— Наоборот, святой отец! Многое, что ночью кажется ужасным, день делает просто смешным.
— Ночь придает блеск звездам и женщинам, — произнес он тягуче, — но ужасы войны оттеняет мрачными красками. Какое счастье, что солнце всходит утром, а не ночью!
— Это да, — согласился я. — Все имеет свой закат. Только ночь заканчивается рассветом.
Он вздохнул, сказал как бы про себя:
— Говорят, самые мудрые решения приходят ночью?
— Не искушайте, — предостерег я. — Мне сейчас такая хрень в голову лезет… Осталось только поверить, что это и есть мудрые, и нам вообще ангелы скажут «аллилуйя». Или не ангелы…
— Безумными, — сказал он строго, — могут быть приключения, но герой должен быть разумным! И правитель.
Я покачал головой и возразил горько:
— Бывает, ночью просыпаюсь, начинаю думать, как решить все проблемы, и говорю себе с надеждой: «Нужно сказать об этом принцу, он придумает!» А потом просыпаюсь и вспоминаю, что я и есть тот самый принц.
— Увы, ваше высочество, — сказал он, — чем ближе к вершине, тем меньше у вас спутников. И все чаще решать надо самому, даже посоветоваться не с кем… не так ли?
Мне почудился подтекст, но я все так же смотрел на далекий лагерь, откуда время от времени в нашу сторону летит обернутый в горящую мешковину камень, и ответил, не меняя тона:
— Вы правы, ваше преосвященство, вы правы…
Он чуть нахмурился, будто ждал вежливых возражений типа: ну что вы, ваше преосвященство, я всегда советуюсь с церковью и без ее одобрения даже в отхожее место не войду.
— Я еще похожу среди воинов, — сказал он, — укреплю их дух.
— А я побуду здесь, — сказал я. — Но постарайтесь поспать, ваше преосвященство. Утром наверняка будет приступ.
— Вам тоже поспать не мешает.
Он удалился, я выждал, когда никто меня не видит, отошел в густую тень башни, и там же, со стены, рухнул вниз, в падении превращаясь в птеродактиля.
Ночью даже я вижу хуже, чем днем, хотя остроту зрения не теряю, однако что-то там с колбочками и палочками в глазу, нет цветопередачи, к тому же мешают яркие огни костров, все остальное вокруг них тонет в сплошной тьме, всматриваться приходится до рези в глазах, голова начинает трещать адски.
Я прошел на большой высоте над лагерем, чудовищная картина, весь север двинулся на Юг и расположился здесь под городом. Это мы Юг, три ха-ха, армия просто несметная, только и надежды, что вооружены намного хуже нас, да и общего командования нет, зато их скрепляет не только жажда наживы, как я полагал раньше, но и, увы, вера в правоту своего дела, что для нас весьма даже осложняет войну.
Я ходил кругами на большой высоте, лишь один раз рискнул снизиться, каждое мгновение готовый увертываться от выстрелов из Костяных решеток или Небесных игл, но на такую мелочь никто не позарился, хотя меня и видели, не дракон, зато взвилась целая стая горгулий.
Я в ужасе развернулся и дал деру, эти каменные чудовища раздерут в мгновение ока. Некоторое время они гнались, но у меня скорость повыше, отстали и вернулись, я с облегчением перевел дух.
С горгулиями главное не дать себя окружить, они действуют удивительно слаженно, а вот так ни одна не догонит, какой бы ловкой и быстрой ни оказалась.
Проскочив над городом, я понесся на юг, сердце сжалось в тоске, везде пусто, наконец увидел, как по залитой лунным светом долине движется большое конное войско, почти армия, и сердце застучало чаще и радостнее.
Давай, Клемент, сказал я мысленно, торопись, город к настоящему штурму не готов, это все-таки не крепость…
Приотстав на полсотни миль, идет второе войско, уже с обозом. Как я понимаю, Клемент в нетерпении послал вперед наиболее доблестных рыцарей, что прибудут первыми и скажут, что помощь уже близко.
Пешее войско Макса я не стал высматривать, вернулся в город, выбрал момент, когда луна подошла к облаку, и нырнул вниз в тот момент, когда сияющий диск ныряет в темноту, в этот миг все темнеет особенно сильно, а потом глаза быстро привыкают, но за это время я между тесными городскими складами превратился в человека и, выйдя на свет, пошел к ратуше.
За ночь в город забросили около сотни каменных ядер. Те проломили две крыши, остальные же падали на землю и раскатывались во все стороны, стукаясь о дома и сараи.
Утром с городской стены было видно, что командующий армией оверлорд Гайгер после неудачного штурма приступил к настоящей полномасштабной осаде.
Для начала он перерезал все пути и дороги к городу, на реке выставил охрану, велев топить любой корабль, который не подойдет по их приказу к берегу.
Перекрыли даже дорогу на болото, куда горожане иногда ходили собирать ягоды. Причем все это время оверлорд бросал отряды на приступ, хотя уже и без прежней ярости, и я понимал, что он решил просто взять измором, намеревается держать осажденных в постоянном напряжении, не давая сомкнуть веки, желая изнурить настолько, что, когда пойдут на очередной приступ, здесь будут лежать вповалку и мало кто поднимется, чтобы сражаться.
По сигналу трубы из лагеря на стены полезли со всех сторон, одновременно требушеты начали снова забрасывать глыбы в город, а две катапульты подошли ближе и начали бросать камни в городские ворота. Как и водится, те летят чаше мимо, прицельности никакой, но иногда камень все же попадал в тяжелые створки, и те отзывались сердитым гудением.
Лучники перенесли огонь на обнаглевшие катапульты, вскоре так утыкали их стрелами, что те стали похожи на кабанов со вздыбленной шерстью. Их обслуга сменилась несколько раз, пока уже никого ни бранью, ни угрозами не удавалось заставить занять места погибших.