Ричард Длинные Руки – фюрст

Орловский Гай Юлий

— Ваш дед был циник и распутник, — сказал я строго. — Разве не так?

Он взглянул несколько смущенно:

— Вообще-то он кончил плохо, вы правы. Но прожил весело.

— Мы не чернь, — напомнил я, — только она жаждет бездумно веселиться с утра до вечера, а о великом думать не желает и не умеет. Так что эта… веселитесь, барон. Меня не надуете насчет своего танцевания.

Он мрачно усмехнулся.

Среди молодых девушек я заметил одну, раньше не видел при дворе, яркая, хоть и с очень бледным лицом, зато густые черные волосы, перехваченные узкой красной лентой, пурпурные губы, изящной формы нос и рот, красиво и смело вычерченные брови, стройная фигура, полная уверенности и достоинства…

Я тихонько спросил у сэра Жерара:

— Это кто?

Он проследил за моим взглядом, нахмурился.

— Наверное, зря ее сэр Теренц пропустил… Я бы точно закрыл перед такой ворота.

— Почему?

— Это леди Глория Ваттер, — произнес он.

Я сказал сварливо:

— Думаете, я всех баб знаю?

— Вы даже слуг помните по именам, — ответил он хмуро.

— Так то слуги, от них польза.

— Леди Ваттер, — сказал он тихонько, — из четырех дочерей графа Финлэйна Дугласа была самой умной, всех видела насквозь и не упускала случая это показать. Из-за ее высокомерия и язвительности ее старались избегать, чтобы не стать мишенью острых насмешек. Однажды расчихалась, но никто не пожелал ей здоровья…

Я спросил тупенько:

— Невежливо, но… что тут такого?

Он посмотрел на меня с жалостью.

— Ваша светлость, у нас, как и везде, если девушке на три чиха не сказать хотя бы раз «Будь здорова!», то ее берет в жены злой гном из племени леприконов.

Я пробормотал:

— Добрые вы…

Он спросил:

— Правда?

— Ну да, — подтвердил я, — хотя бы гномы, но берут? А у нас в срединном такие чересчур умные остаются старыми девами. И не дают потомства. Так мир становится лучше и добрее.

Он зябко передернул плечами.

— Жестокое у вас общество.

— Да, — согласился я, — а леприкон… он как?

Сэр Жерар пожал плечами.

— Ну, трудно сказать… Если раз в год отпускает в мир людей… наверное, добрый?

— А она может не вернуться? — спросил я.

Он посмотрел в недоумении:

— Как это? Она ж замужем.

— Ну да, — пробормотал я, — ну да, разводы не предусмотрены. Здесь, чтобы развестись, рубят головы, как Генрих VIII своим женам. Тоже вариант экономии на адвокатах и разделе имущества… Мне кажется, она выглядит неплохо?

— Да, — согласился сэр Жерар. — Говорят, если обживешься, то и в аду неплохо. А настоящая женщина должна уживаться и с леприконами. С нами же уживаются?

— Да, — согласился я, — мы еще те леприконы… всем леприконам леприконы. Пойду-ка представлюсь. Все-таки я должен быть радушным ко всем… существам.

Леди Глория Ваттер ощутила мое приближение, обернулась, присела в поклоне.

— Леди Глория, — произнес я.

— Ваша светлость, — ответила она чистым ясным и в то же время слегка насмешливым голосом, в котором слышится подтекст: да-да, знаю, куда смотришь и что со мной проделываешь мысленно, но я даже не ударю, все вы такие…

— Надеюсь, — сказал я, — вам понравится при этом дворе, леди Глория.

Она спокойно смотрела мне в глаза, что-то в аристократическом лице от вечности и неспешного движения галактик, а в глазах настоящее звездное небо.

— Возможно, — ответила она контролируемым голосом, — а что, в нем нечто особенное?

— Не знаю, — признался я, — но вообще-то должно быть. Мы же гнусные захватчики с Севера, а я вообще отвратительный узурпатор королевского трона. У нас все не так!

Она огляделась.

— Правда? А мне показалось, ничего не изменилось.

— Человеческая природа гомеостатична, — объяснил я. — И сам человечек стремится к равновесию. Неосознанно. Как ни тащи к счастью, все равно в привычное дерьмо лезет. Ну сами видите…

Она усмехнулась:

— Правда? У вас интересный взгляд.

— Потому что я тоже леприкон, — объяснил я. — В своем роде. Только я леприкон внутри. Из скромности. А ваши там все нараспашку, что и понятно, все свои, таиться или защищать свои ценности не перед кем… А ценности в самом деле ценности?

Она улыбалась, глядя мне в глаза, но взгляд стал серьезным.

— Все зависит от угла зрения, — произнесла без всякой ехидцы. — Леприконы не видят солнца, а в этот мир могут подняться только ночью в новолуние и еще чтоб тучи закрыли даже звезды… зато они живут по тысяче лет, а женщины их никогда не старятся.

— Это серьезный козырь, — согласился я. — Главное, никаких морщин?.. И щеки не обвиснут? И на боках не нарастут горы дурного жира?

Она чуть усмехнулась.

— Да, вы тоже леприкон… хоть и не похожи.

— У меня просто другая раса, — объяснил я. — Высшая, разумеется.

Она засмотрелась на сидящих за столами, это молодежь пляшет, а солидные люди сразу жрать и пить, там такие жареные лебеди и гуси, что какие танцы, не смешите.

В ее глазах появилось изумление, наконец спросила тихонько:

— Что это у них в руках?

Я сразу понял, о чем она: рыцари Ундерлендов завезли в Сен-Мари такую странную штуку, как вилка, модницы сразу приняли ее с восторгом, щеголи тоже начали пользоваться с первого же дня, а нормальные люди хмурились и продолжали брать мясо и рыбу руками.

— Это называется вилка, — объяснил я, — придуман новый столовый прибор, что совершит революцию. Не верите? Начинается переход к бесконтактной еде… в смысле еду больше не берут руками, как животные. И отныне брать не будут.

Она смотрела загоревшимися глазами, вряд ли поверила, однако даже рот открыла в удивлении, год назад точно в Сен-Мари вилок не было.

В зал вошел отец Дитрих, его сопровождают два священника, но на пороге он бросил им пару слов, оба с поклонами развернулись и пропади за дверью.