Ричард Длинные Руки – фюрст
Шрифт:
Я крикнул:
— Освободить место моему другу!.. Граф, рассказывайте, что случилось, как вы оказались здесь?
Он опустился в кресло, довольная улыбка стала шире на его жестоком лице.
— Мы прижали остатки варваров к морю, ваша светлость! Всей армии там уже делать нечего, и граф Ришар велел отправлять нас обратно небольшими группами. После окончания войны останутся лишь гарнизоны, это для удержания Гандерсгейма в узде вполне…
Ел он, понукаемый мною, быстро и не делая лишних движений, так насыщаются на коротких привалах, когда нужно и самому успеть поесть, и коня накормить, и сбрую проверить.
Я выждал, когда он осушит третий кубок вина, поднялся и сразу же сказал начавшим подниматься с мест:
— Сидите, сидите! Я только провожу моего дорогого друга в его покои, тут же вернусь. Не успеете и на столах поплясать в непотребно веселом виде…
Кто-то хихикнул, а граф Готар поднялся гордый и надменный, разве кого-то еще сам сюзерен провожает до его покоев, бундючно оглядел пирующих и красиво пошел между столами к выходу, высокомерно глядя поверх голов.
В следующем зале уже не так чинно, как вчера: морды веселые, разговаривают громче, винные пары стелются ощутимым слоем над полом и поднимаются все выше, нас с Готаром замечают лишь тогда, когда мы упираемся в них, да и тогда не сразу догадываются дать дорогу.
В дальних дверях показался барон Альбрехт, увидел, что нам с графом Готаром приходится почти что проталкиваться через толпу веселящихся, кивком отправил двух малоприметных дворян в нашу сторону.
Я чувствовал нарастающий холод, насторожился, но вокруг лишь глупо-веселые морды, многие видятся друг с другом только вот на таких праздниках. Готар попер вперед энергичнее, отталкивая зазевавшихся или не успевших отступить.
Впереди группа молодых дворян, что совсем недавно вышли в свет, я узнал барона Френка Ховарда, юного отпрыска знатного рода Холбергов, с ним пара его друзей, юношей с горящими глазами, холод пробежал по моему телу отчетливее, я остановился, чувствуя опасность…
…сбоку что-то мелькнуло, я услышал предостерегающий вскрик, тут же бок резко и сильно пронзило острой болью. Ощетинившись, я развернулся и ударил, не глядя, кто-то упал, одновременно барон Ховард хищно оскалил зубы, его рука метнулась вперед, я вскрикнул, ощутив, как острие кинжала вонзается в живот.
Он прохрипел люто:
— Умри, тиран!
Стражи, расталкивая придворных, ринулись в нашу сторону. Я ударил Френка в лицо, он отлетел на несколько шагов и обрушился на непонимающих дворян, что смотрели на меня выпученными глазами. Граф Готар ринулся на них с диким ревом и смял, как разъяренный бык телят.
В животе неистовая резь, я едва не терял сознание, ухватился за рукоять и с силой выдернул клинок с узким трехгранным лезвием, раны от которого заживают особенно плохо.
С лезвия закапала густая темная кровь, уж не знаю, хорошо это или плохо, но от боли меня согнуло. Как из-под земли появился сэр Жерар и подхватил под руку, трубным голосом требовал срочно доктора или хотя бы врача. Совсем рядом барон Альбрехт кричал, чтобы напавших на лорда берегли, как зеницу ока, и если умрут, то казнят в пыточной и того, по чьей вине…
Сэр Жерар и барон Альбрехт потащили меня, едва передвигающего ноги, в сторону моих покоев. У самого конца зала я с усилием выпрямился и повернулся к залу, где все еще вяжут напавших на сюзерена, а граф Готар возвышается над ними грозный, как карающий языческий бог, и озирает всех безумными глазами.
На меня все смотрят круглыми глазами, я заставил губы раздвинуться в жестокой усмешке.
— Никакой паники, — проговорил я хриплым голосом. — Заговорщики промахнулись. Я этого ждал и был готов. Ваш лорд все так же у руля и крепко держит штурвал. Никакие происки темных сил оппозиции не заставят нас свернуть прогрессивные преобразования!
Сэр Жерар дышит чуть ли не в ухо, готовый подхватить в любой момент. Барон Альбрехт даже руки вытянул, словно незримо держит сюзерена в вертикальном состоянии.
— Ничего не изменилось, — сказал я громче. — А теперь я отправляюсь работать на благо Сен-Мари!
В мой кабинет вместе со мной вошел только сэр Жерар, а барон Альбрехт исчез перед дверью. Я еще слышал его холодный злой голос, похожий на удары стальной полосы по наковальне, пока переступал порог своей спальни, потом все как отрезало, я доковылял до кресла и сел в изнеможении.
Сэр Жерар крепко ухватил меня за плечо.
— Ваша светлость! Очнитесь. За доктором уже послали. Сейчас вам окажут помощь…
Я покачал головой.
— Я же сказал, заговорщики промахнулись…
— На вас нет кольчуги, — выкрикнул он.
— Но кто это видел? — спросил я. — А вам нужно бы иметь больше доверия к словам моей замечательной светлости и умности. Помогите снять этот жипон, на животе присохло, отрывать будет больно…
Он не решался притронуться, на лице недоверие, я должен испытывать ужасные муки, лучше уж так, пришлось раздеваться самому. Он только помогал и принимал окровавленные тряпки, а когда я снял рубашку, глаза округлились.
— Ваша светлость…
— Все в порядке, — успокоил я. — У них руки тряслись, не видите? Удар пришелся вскользь, чуть-чуть поцарапал кожу. Потому и кровь…
— А второй? — спросил он недоверчиво. — У него тоже руки дрожали? Это же был сам сэр Ховард! Несмотря на молодость, прекрасный турнирный боец…
— И что? — спросил я. — При виде моей августейшей персоны у кого угодно затрясется. И не только руки.
Он наконец решился потрогать вздутый сизый шрам на боку. В глазах появилось странное выражение.
— Это от сегодняшнего?
— Нет, старая рана, — заверил я. — До сих пор ноет на плохую погоду.
— А где тогда следы от сегодняшней?
Я прямо посмотрел ему в глаза.
— Сэр Жерар, мы же армландцы? Граф Ришар порекомендовал вас в секретари именно потому, что знаете: это можно сказать, а это нельзя… Вот следы, вот!.. И рана вот, видите?
Он посмотрел, сказал неуверенно:
— Да-да, ваша светлость, теперь вижу. Простите, не сразу заметил, слишком уж она… огромная. И даже зияющая, я бы сказал. Но что делать с доктором? Он уже за дверью.