Ричард Длинные Руки – фюрст

Орловский Гай Юлий

Он остановившимися глазами смотрел мне вслед, притихший барон последовал за своим сюзереном, долго молчал, наконец проговорил неуверенным голосом:

— Что, вот так в самом деле можно… разжечь костер?

— Только в солнечную погоду, — ответил я. — Но мне совсем для другой цели.

— А позволено мне будет спросить… зачем вам это нужно?

Я кивнул с непроницаемым выражением лица.

— Да. Будет позволено. Можете как-нибудь спросить.

И, не дожидаясь самого вопроса, медленно пошел вокруг пруда, прикидывая, стоит ли выходить в город.

За спиной заскрипели шейные позвонки барона, когда он повернул голову и провожал меня взглядом, от которого в затылок дохнуло холодным воздухом, однако, едва я вышел за пределы сада, он догнал и сказал несколько раздраженно:

— А нужны ли такие тайны?

— Нет, — согласился, — но и лишняя информация ничего не добавит. Как там работает школа повышения квалификации?

Он запнулся на миг, стараясь понять мудреный вопрос, переспросил угрюмо:

— Это где выпендриваются матросы с «Синего Осьминога»?

— Да.

— Хорошее вы им занятие нашли, — согласился он. — По крайней мере, пьют теперь умеренно, город не разносят…

— Не поверите, барон, — сказал я искренне, — но я их туда сунул в самом деле вовсе не для того, чтобы меньше буянили.

— А для чего?

— Мы входим в новый мир, барон. Новые большие корабли, новые правила воинского этикета на море. Ну, у нас вообще никаких не было, теперь вводим с нуля. Для начала весьма упрощенные. И хотя до демократии далеко, но все служат цели и мне, эрцгерцогу, так что никакого козыряния происхождением и знатностью рода.

Он поколебался, но кивнул.

— Да, конечно, какое там происхождение у матросов…

— Согласен, — сказал я, — но все же пришлось ввести новые должности или профессии, не знаю, как их называть вернее. На таком огромном корабле не может быть только капитан и однородная масса матросов, согласны?

Он подумал, спросил:

— Почему?

— Это как деревня и город, — объяснил я. — В деревне все одинаковы. А в городе… Пришлось ввести боцмана, мичманов, старшин шлюпок, а матросов разделить на марсовых, фалрепных и прочих. Вот матросы с «Синего Осьминога», который все равно лежит почти на боку на суше, учат будущих моряков вязать морские узлы, отличать грот-мачту от бизань-мачты… Барон, мы же не пьянствовать сюда пришли, а менять мир!

Он тяжело вздохнул. Мы повернули через площадь в сторону королевского дворца, но внимание привлекла толпа народа, где в середке на помосте высятся два столба, обычно их применяют для публичной порки, но сейчас там нечто другое…

Заинтересовавшись, я двинулся в ту сторону, барон кивнул незримым стражникам и пошел со мной рядом.

Народ расступился, послышались восторженные вопли, я улыбался и кивал, но глаза прикипели взглядом к распятой на всеобщее обозрение огромной крылатой твари. При свете дня выглядит не такой загадочной и страшной, как показалась мне в ночи, и даже не такая крупная, но все же чудовищно огромная, словно летучая мышь размером с корову.

И еще один сюрприз: в переднем ряду стоит Бабетта и с интересом рассматривает крылатое чудовище. Оглянулась на радостные крики, просияла.

— Ах, ваша светлость!.. Какие только диковинки в вашем городе! Неужели они всегда были?.. Здравствуйте, барон.

Барон Альбрехт сухо поклонился, подумал и сказал мрачно:

— Ваша светлость, мне срочно нужно… в мастерские. Что-то у них там тормозится.

— Взгрейте их как следует, — сказал я и повернулся к Бабетте. — Да, вы угадали, здесь это как бы обычно. Но как хорошо, что с вами все в порядке!

Она удивилась:

— А что со мной могло случиться?

Я кивнул на распятое существо.

— Здесь ночами неспокойно, как видите.

Она расхохоталась:

— Милый Ричард, вы полагаете, что такая тварь могла бы напасть на меня?

Я взял ее за руку и повел из толпы. Стражи шли по бокам и сзади, не давая зевакам и любопытным напирать слишком близко.

— Нет, не полагаю, — ответил я дипломатично, — я имею в виду, что если бы вы вот так летели этой ночью, то… гм… мне очень не хотелось бы вас увидеть на этих столбах…

Она рассмеялась громче, но я уловил в ее голосе и те нотки, которые ожидал услышать.

— Сэр Ричард! Что у вас за причуды?

— Очень рад, — ответил я, — что вы, леди Бабетта, находились эту ночь в отведенных для вас покоях.

Она внимательно смотрела мне в глаза, стараясь угадать, что мне известно и насколько, покачала головой.

— Конечно же, я находилась в своих покоях!.. А вы что, ревнуете?

— Ужасно, — ответил я. — Прям сгораю. Как только подумаю, что вы летели над домами к кому-то… так прям всего и перевертывает!

— Ни к кому я не летела, — ответила она твердо. — И вообще не летела!

— Да? — спросил я. — Вообще-то это неплохой способ передвижения. По прямой, сравнительно быстро…

— Я была в покоях, — отрезала она. — Спала. А то, что кто-то пытался войти среди ночи и не смог, это не моя вина, не так ли?

— Правда? — спросил я с беспокойством. — Я велю поставить дополнительные засовы.

Она отмахнулась.

— Не стоит. Как не смогли войти… так и не смогут. Вы лучше скажите, что тут за разговоры пошли, что вы намереваетесь укрепиться…

Я переспросил:

— В смысле легализоваться?

Она мило наморщила носик.

— Ну вот, поправляете… Хотите сказать, что я дура? Зато красивая!.. Легализоваться — это в первую очередь укрепиться. С короной на голове вам могло бы быть намного легче править…

— Но? — спросил я. — У вас очень отчетливо звучит это «но».

Она улыбнулась.

— Всегда вперед забегаете. С вами хорошо невкусное кушать… Легче править тогда, когда корону признают остальные государи. А если не признают, то лучше и не пытаться брать ее в руки.