Ричард Длинные Руки – гауграф
Шрифт:
– Сэр, – сказал он учтиво, – вам пора бы показать свой герб и назвать себя.
– Меня зовут Ричард, – ответил я. – Я не рыцарь, хотя мне случалось сшибать рога рыцарям… последнего отправил в ад сегодня ночью и взял его замок Ганслегер под защиту своего меча. У меня нет своего герба. Но у меня уже есть друзья, которых я не предавал и, надеюсь, не предам. Есть нечто в этом мире, что у меня в сердце и чью волю я стараюсь угадывать и выполнять.
Я чувствовал, что сказал достаточно твердо и уверенно. Женщина побледнела. Мне почудилось, что она даже сделала
– Хорошо сказано, – произнес он надтреснутым голосом. – Достойно… Не рыцарь, говоришь?
– Нет, – ответил я с вызовом.
– Будешь, – сказал Галахард неожиданно.
Он перевел взгляд на Озерную фею. В его синих глазах мне почудился стыд. Слуги быстро накрывали на стол, старое унесли, передо мной поставили блюдо исполинских размеров, я рассмотрел молочного поросенка, зажаренного медленно и тщательно, кучу птичьих тушек, всего много, но разнообразия маловато, в средневековой Европе не знали ни помидоров, ни картошки, ни кукурузы, не говоря уж про всякие ананасы, не знали перчиков, так что я довольно спокойно смотрел на гору еды, приготовленной хуже, чем у нас готовят наспех на рыбалке.
– Угощайтесь, сэр рыцарь, – произнесла фея певучим голосом. – Вам должно понравиться…
– Да, конечно, – похвалил я, – приготовлено хорошо, хорошо…
Видимо, тон моего голоса расходился со словами, Галахард снова взглянул на меня украдкой, тут же уронил взгляд в кубок. Слуга попытался наполнить ему, Галахард отрицательно покачал головой. Его крупные пальцы по одной принялись отщипывать крупные виноградины, рассеянно бросали в рот. Крупные челюсти, которым бы перемалывать берцовые кости слонов, двигались медленно, осторожно.
Я быстро и неумело разделывал поросенка охотничьим ножом, женщина наблюдала с непонятным выражением. Не люблю, когда за мной наблюдают, я схватил обеими руками, оторвал ляжку, сок потек с ладони до локтя, но я не обращал внимания, без церемоний вонзил зубы в плохо приготовленное мясо. На рыбалке так на рыбалке.
– Что сейчас происходит в мире? – спросил Галахард вяло.
– Силы Тьмы наступают, – ответил я. – По крайней мере так говорят. Я здесь недавно… Мы везем мощи святого Тертуллиана в Зорр, который сейчас осаждают…
Брови Галахарда поднялись.
– Зорр? – переспросил он. – Когда я… словом, я помню, что войска короля Карла подошли к Горланду.
– Горланд давно взят, – сообщил я. – Потому Ланзерот, лучший воин Горланда, с нами. После Горланда пали еще с десяток королевств. Последним пали Скарланды, что были щитом перед Зорром… И что же вы, доблестный сэр Галахард?.. Я часто слышал о вас. На вас многие надеются…
Женщина фыркнула, Галахард вздрогнул, сказал вяло:
– Король, которому я присягал, мертв… Я давно свободен от клятвы.
Я поперхнулся, впервые встретил человека, который, как и я, не связан клятвой, обетом, присягой, послушанием. В мире, где все связаны накрепко, где каждый точно знает того, кому служит, а также знает, что этот могучий властелин спасет и защитит… это просто страшно. Это словно бы оказаться вне закона.
– Так вот почему вы, сэр, здесь…
Женщина сказала язвительно:
– Ты только эту причину усмотрел, рыцарь?
Я поперхнулся снова, сказал торопливо:
– Прошу простить меня, госпожа. Дело в том, что я не рыцарь. Я не обучен рыцарским манерам и потому никак не могу уронить рыцарскую честь. Я сказал глупость, признаю…
Она милостиво кивнула:
– Если ты не рыцарь, тогда все понятно…
Взгляд ее сразу стал холоднее, безразличнее. Обольстительные губы, полураскрытые и приглашающие, словно бы стали меньше, потеряли яркость. И в то же время, когда она поворачивала лицо к Галахарду, в ее глазах вспыхивала неподдельная страсть. Щеки покрывало румянцем, губы становились алыми, как перезревшие вишни, а грудь часто и высоко вздымалась под очень-очень тонкой тканью.
Галахард взглянул на женщину. Она вздохнула нарочито глубоко, ее полные белые груди едва-едва не выпрыгнули из низкого декольте. Его взгляд задержался, я видел, как все лицо напряглось, на шее вздулись жилы, а дыхание стало трудным, как под обвалом. В глазах рыцаря была боль пополам с отчаянием.
Он верен своим обетам, понял я внезапно. Пусть не говорит, но у него есть обеты. Он все еще не насытился этой женщиной… а она себя держит так, как будто все еще не смогла его совратить, увлечь… что нормально для меня, но для Галахарда это – пасть в бездну порока, сбиться с пути праведного…
А женщина, чувствуя близкую победу, вздохнула томно, ее длинные пушистые ресницы метнули рыцарю нежный и одновременно умоляющий взгляд. Губы вспухли, стали пунцовыми, яркими, влажными.
– Сэр Галахард, – сказал я с внезапно вспыхнувшей надеждой, – только вы смогли бы отыскать потерянных друзей… или нет – довезти мощи святого Тертуллиана до Зорра!
Галахард вздернул брови. На красивом мужественном лице проступила некоторая задумчивость. Он внимательно изучал меня, в синих глазах росло удивление.
Женщина произнесла величественно:
– В этом замке я полная хозяйка.
– Никто не сомневается, – сказал я поспешно.
– Я хочу сказать, – пояснила она с легкой гримаской, – что в моем замке мои заклятия сильнее любых на свете. Когда я выезжаю из моих владений – да, моя сила слабеет, и чем дальше я от замка… я слабее… как волшебница.
Она не договорила, только посмотрела мне прямо в глаза. Холодный ветер прошелся по моей коже, словно разом исчезли доспехи, вязаная рубашка, а я оказался голым на морозе. Сила колдуньи слабеет за воротами замка. Но сейчас она в самом сердце замка. И все вокруг пропитано недоброй магией. И вообще магия не может быть доброй.
Галахард шевельнулся, взгляд его на миг скользнул по мне, мимолетный, в нем странно сочетались вражда и то странное выражение, которое я все не мог понять. А он уже смотрел с обожанием на хозяйку, голос его был полон нежности: