Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
– Почему?
– Ты что-то брякнул про Улафа. Ты что о нем знаешь?
Я вспомнил страшный сон, поежился. Все тело опахнул странный холод, словно по голой коже посыпался мелкий злой снежок.
– Да ничего… Просто его видел…
– Какой он?
Я, как мог, описал Улафа. Асмер кивнул.
– Да, это он. Улаф – один из сильнейший рыцарей короля Карла. Говорят, он продал душу дьяволу, тот его сделал сильнейшим на земле, но как свой знак наделил его звериной мордой. Они с Ланзеротом сшибались дважды. Гром и треск окрестный люд слышал за милю! И зарница на полнеба… Теперь оба рыщут в поисках третьей, последней
Я спросил тревожно:
– А что мне надо узнать о вашем королевстве?
Асмер помрачнел, ехал молча. Я хотел повторить вопрос, Асмер внезапно выбросил руку в сторону. Я проследил за указующим перстом. Почти у края земли едва заметные домики, ровные квадраты полей, темная зелень садов.
– В той деревне и не представляют, – сказал Асмер непривычно жестко, его обычно чистый музыкальный голос стал хриплым, – что за жизнь в пограничных королевствах!.. У вас здесь если кто-то кому морду набьет – это разговоров на месяц, свинья опоросилась – неделю судачат..
– А у вас?
– У нас то одна деревня, – сказал Асмер, – то другая… просто исчезает ночью. Из тех, кто выдвинулся дальше других… В лучшем случае находим обглоданные кости.
– Звери?
– Хуже. Люди.
Я ощутил, как по спине снова пробежал липкий холодок страха.
– Люди?
– Люди хуже зверей, – объяснил Асмер так обыденно, что я с прежним холодом понял, что для Асмера это так же понятно и привычно, как то, что вслед за летом приходит осень, а потом – зима.
– Но люди ж не едят людей…
– Еще как, – ответил Асмер мрачно. – И вовсе не из голода, понимаешь?
Я прошептал:
– Нет…
Асмер снова надолго замолчал. Я настолько свыкся с седлом и конем, что иногда казалось, что я стою на месте, а навстречу сами плывут деревья, обходят справа и слева, над головой проплывают зеленые ветви. Подъехал Бернард, взглянул раздраженно на Асмера.
– Знакомишь с Зорром? Расскажи, расскажи… Нет, я сам скажу этому молодому дурню. Он не понимает, что в наших землях не прожить и дня жителю… ну, их теплых нор. Не говоря уже о землях Тьмы, куда не решаются уходить даже самые отважные… но даже в самой простой и мирной деревне королевства Зорр надо постоянно быть готовым к бою.
Я спросил невольно:
– Почему?
– Эх… – сказал Бернард, в суровом голосе прозвучала смертельная усталость и насмешка. – Ты можешь себе представить, что дерево может прыгать с места на место?.. Не часто, конечно, неделями готовится, вытягивает корни, но зато разом прыгает шагов на пять, а то и больше. И если ты не был в какой части леса с месяц, то у тебя уже нет ориентиров… Всякий раз по новому лесу! Трава другая, листья то острые, как бритва, то с острыми, как крючки для ловли рыбы, шипами. Постоянно дерутся друг с другом, топчут, захватывают земли, и с каждым годом лес все смертоноснее… Да что там лес! Я ж говорил, даже в родной деревне мужчины круглые сутки несут охрану. У нас заборы не только вокруг городов, но даже деревни мужики ограждают, а сами дежурят на вышках! И все равно каждый крестьянин, даже крестьянский ребенок, знает, что делать, когда по земле скользнет крылатая тень, когда ветер донесет волчий запах…
Асмер коротко хохотнул, перебил:
– А помнишь, к нам как-то приехал один знатный рыцарь с оруженосцами? В первую же ночь сожрали всех его слуг, а когда он все увидел, ужаснулся и хотел уехать, какая-то крылатая тварь подхватила его за воротами вместе с конем…
– Рыцаря? – спросил я.
Бернард сдвинул плечами.
– Наверное, позарилась на блестящие доспехи. Все крылатые любят блестяще. А жаль… Доспехи бы пригодились. У него добротные доспехи… были. Из хорошей закаленной стали. Так что всякий, кто приезжает к нам из ваших избалованных земель, может сразу рыть себе могилу.
Долгое время ехали молча. Я пытался представить себе жизнь этого пограничного королевства, но выходило что-то вроде линии, где Россия соприкоснулась с мусульманским миром. Оттуда надвигается нечто непонятное, злое, истребляющее наш мир, а мы только слабо отбиваемся, ропщем, мечтаем как-то уцелеть, обойтись без драки, сами увиливаем от стычек и детей отмазываем от армии…
Конь под Бернардом тревожно фыркал, прижимал уши, будто увидел огромного волка, храпел. Я посмотрел на Бернарда и ужаснулся. Лицо старого воина потемнело от внезапного гнева, глаза сверкают, а верхняя губа приподнялась, показывая крупные желтые зубы, уже основательно стертые, но все еще ровные и крепкие.
– Мразь… Мерзавцы!.. Хуже даже чем Тьма, с которой сражаемся. Там все понятно. Но когда удар в спину!..
Он задохнулся, каменное лицо изломала гримаса. Мне почудилось, что трещины пойдут глубже, раздастся треск, посыплются гранитные осколки. Бернард злыми глазами смотрел прямо перед собой, вздрогнул, потер рукой в железной перчатке грудь.
Асмер сказал мне негромко:
– Это он о королевстве Морданте.
– А что это?
– Соседи. В прошлом были знатные рыцари. Хороший рыцарский род… Конечно, мы всегда соперничали, набирая силу. Мы начали одновременно строить замки, крепости, плечо к плечу дрались с нечистью. Ну, не мы сами, а наши прадеды-переселенцы. А потом, когда оттеснили нечисть, то, понятно… Понятно?
– Нет, – признался я.
– Начали соперничать друг с другом, – объяснил Асмер. – А как же иначе?.. Сперва в торговле, на турнирах, а потом и потихоньку баловались набегами… Но если мы все в рамках рыцарства, даже набеги, то они, надеясь с нами покончить, вступили в союз с Темными Силами!
Я ахнул.
– Да как они… могли?
– Человеческое тщеславие – страшная вещь. Но сейчас у нас мощи святого Тертуллиана, к тому же… не знаю, можно ли тебе это сообщать, но мы везем доспехи и оружие, скованные лучшими оружейниками империи!.. Мы разобьем Морданта, разрушим их замки и крепости, а на том месте заставим вспахать землю и засеять рожью!
Асмер задохнулся от ярости, как до этого Бернард. Похоже, везде соседа ненавидят больше, чем дальнего врага. Я слышал его шумное дыхание, потом Асмер сказал отрывисто:
– Что-то повозка отстает… Подожду.
Бернард кивнул. Дальше мы ехали некоторое время молча стремя в стремя. Дважды Бернард задирал голову, глаза обыскивали небо, но и тогда лицо оставалось злым и суровым, словно смотрел в наполненную гадами пропасть.
Я с сочувствием смотрел в немолодое лицо. Скала скалой, но все же прошлые схватки, битвы, сражения, просто тяжелые походы и ночевки у костра оставили свой след. Как на лице, так, возможно, и на сердце. И сердце – это инфаркты, ишемия, недостаточность, давление…