Ричард Длинные Руки — грандпринц
Шрифт:
Разогревшись, я раскинул крылья, намереваясь попарить и понаблюдать свысока за жизнью этих, как их, ага, людей, царей природы как бы, но почувствовал, что ощутимо проваливаюсь, падаю в эту яму, на дне которой промерзлая земля. Летом оттуда ощутимо поднимаются прогретые потоки воздуха, где просто теплые, это как бы норма, а где очень теплые. Мы все, которые пернатые и просто летучие, именно их называем восходящими тепловыми струями, что не просто держат, но и медленно поднимают…
В отличие от лета, когда внизу теплее, чем вверху,
Поднявшись повыше, я прошелся по большому кругу и понял, что я здесь вообще-то больше от безделья и непонимания, и хотя я умный, спорить не стану, но все-таки хренью страдаю, это вот фанфаронное птеродактиление ничуть не лучше рыцарского турнира.
Однако так много нужно срочно сделать перед тем, как ринуться в Храм Истины, что уже иду, как канатоходец по натянутой веревке. На мне целая пирамида всякого и разного, что норовит соскользнуть с плеч, а тут еще какие-то гады трясут веревку спереди и сзади, а внизу уже вон раскрытые пасти с вот такими зубищами…
Сделать нужно слишком много, настолько, что подмывает все бросить и ринуться в этот самый Храм, к которому с каждым днем отношусь все скептичнее, однако он остается единственной надеждой, что хоть там если и не помогут делом, в этом сомневаюсь, то хотя бы подскажут что-то важное…
С башни я спустился настолько продрогший и полязгивающий зубами, что страж внизу, бывалый ветеран, сказал с укором:
— И чего там высматривать, ваше высочество?..
— Будущее, — ответил я значительно. — И счастье для всего человечества!
Он покачал головой, сказал как старший младшему:
— Пока снега не сойдут, никакое счастье с места не сдвинется.
Мне даже показалось, что он имеет в виду мои полеты, но, конечно, он про наблюдения с верха башни, когда под сильным ветром пытаешься что-то увидеть в бесконечной белой мгле.
— Все равно, — сказал я, — бдить надо! Враг не дремлет.
— Мы тоже, — заверил он.
— Тогда мы в безопасности, — откликнулся я и хотел спускаться во внутренний двор, как он сказал деловито:
— А еще час назад прибыла первая группа рыцарей-монахов! Ну, скажу вам, ваше высочество, это просто какие-то исполины! Они прошли по зимним дорогам не потеряв ни одного коня, ни одного человека! Кто бы мог?
— Кто-кто? — переспросил я. — Ах да, марешальцы прибыли?
— Они, — подтвердил он, — рыцари Ордена Марешаля. Не волнуйтесь, ваше высочество, принцесса Аскланделла тут же велела разместить лордов в гостевом дворце, а рядовых рыцарей позволила расселить у знатных людей столицы…
Я сжал челюсти, кивнул, стараясь держаться все так же спокойно и державно, ибо что сейчас знает один рядовой, к вечеру может знать вся армия.
— Она знает,
— Ваши указания, — сказал он одобрительно. — Еще она назначила людей, что проследят, чтоб им никаких утеснений, а уважение оказывалось высокое…
— Хорошая мысль, — одобрил я. — Спасибо за своевременное сообщение.
Он воскликнул мне в спину ликующе:
— Рад стараться, ваше высочество!
Во дворе вовсю скребут по булыжнику разлохмаченными метлами, сгребая остатки снега под стены, но все тут же останавливаются и, повернувшись ко мне, застывают в поклонах, из-за чего мне так и хочется ускорить шаг, чтобы не задерживать людей с их нужным и таким радостным трудом на благо королевства.
Стража во дворце все еще моя, хотя насчет смены ее на сакрантцев уже ведутся жаркие переговоры. Леопольд не торопит, понимает, что мы вскоре уйдем все равно, придворные кланяются как-то криво, ситуация для них просто мучительная, так бы и передушил из жалости: король здесь Леопольд, но вся реальная власть у захватчиков.
Вообще во дворце слишком много суматохи, а сам дворец ощутимо разделился на две части: центральный дворец, где король со своей свитой, и гостевой, где я и мой штаб, придворные буквально разрываются, стараясь угодить тем и другим.
В первом зале внизу Альбрехт и Мидль степенно отвечают на вопросы придворных, всем нужно объяснять особенности нашей мирной политики превентивных войн и гуманитарного вторжения.
Я хотел пройти мимо, однако все начали поворачиваться и кланяться.
Альбрехт живо оглянулся, толкнул Мидля.
— Смотрите герцог, наш лорд свежий, с мороза!
— Значит, злой, — сказал Мидль.
— Да ни за что…
Я прервал:
— Граф, это ваше влияние? Я имею в виду, почему Аскланделла берется руководить, а не… ну, к примеру, благотворительничать? Все богатые дуры занимаются благотворительностью!
Мидль опустил голову и тихонько отступил, Альбрехт же сказал подчеркнуто очень осторожно, страшась еще больше рассвирепить мое высочество:
— Дык, ваше высочество, вы сами могли заметить…
— Что?
— Она хоть и богатая, но… не дура.
— И что, — рыкнул я, — это я дурак?
— Нет, — сказал он поспешно, — какой же вы дурак, хоть иногда вот и недопонимаете, а иногда недоперепонимаете, но и принцесса весьма даже умна, что удивительно…
— Ага, — сказал я, — удивительно?
— Нуда, — ответил он очень осмотрительно, — удивительно. Красивая и… умная. Вам повезло, ваше высочество. Нет-нет, это не мое мнение, разве в вашем присутствии можно иметь свое мнение? Просто так говорят. Правда, везде. И часто. Но шепотом. Хоть и громко.
Я стиснул кулаки и челюсти, а сквозь зубы прошипел:
— Вот так и расплачиваемся крупно даже за мелкие дурости прошлого… Хорошо, хоть не предков. Найти и повесить того идиота, что предложил напасть на отряд мунтвиговцев, везший Мунтвигу принцессу!