Ричард Длинные Руки — гроссфюрст
Шрифт:
Я спросил с недоверием:
— Что, так быстро?
Он пояснил:
— Так не все же в своих замках хрюкают! У многих в столице свои дома. Эти сразу поспешили, как только узнали о судьбе Гиллеберда. Теперь они свободны, ваша светлость!
Пир в честь великой победы, который я велел называть в честь окончания войны, продлился сутки. Мы приглашали и местных лордов, но те предпочли отказаться под благовидными предлогами, что и понятно, пир — похвальба победителей над побежденными. Другое дело — прием, присутствие на нем ни к чему не обязывает, можно вообще
Я работал в кабинете Гиллеберда, уже вроде бы очищенном и переочищенном от всех ловушек. Вообще-то можно бы выбрать себе другую комнату под кабинет, но это как бы отступление, а вот так всякому ясно: власть сохранена, только изменилось имя повелителя, но он все так же работает в своем кабинете и все так же держит все в своем кулаке.
Сэр Вайтхолд вошел, весь сияющий, в лучшем из костюмов, золотое шитье горит огнем, глаза сияют.
— Ваша светлость, — сказал он с церемонным поклоном, — прошу вас на первый в истории Турнедо прием, когда на трон сядет не король, а тот, кто вышвырнул его оттуда!
Я подумал, сказал с некоторой неловкостью:
— Гиллеберд мертв. Давайте… не то чтобы проявлять уважение к такому человеку, но просто… не пинать его лишний раз. Это умаляет нашу победу. Мы не должны гордиться победами!
Он в удивлении широко раскрыл глаза.
— Не должны гордиться? Почему?
— Потому, — сказал я и поднялся из-за стола, — что мы гордо и с поднятыми головами идем от победы к победе, это наша судьба, это наше бремя, эта наша ноша. Пойдемте, сэр Вайтхолд!
Он сперва вытаращил глаза, потом широко заулыбался.
— Да, мой лорд!.. Но я не отказываюсь от такой ноши, еще как не отказываюсь!
Мы вошли в центральный корпус с задней части, где охраняемыми коридорами и через перекинутый между башнями мост проникли в головную часть, а там через анфиладу небольших залов и зальцев попали уже к парадному для больших приемов, только с внутренней стороны.
Я остановился у распахнутой двери, отсюда можно хорошо рассмотреть весь зал, оставаясь вне поля зрения, и я ощутил, что да, впечатлен. Огромный зал, расцвеченный огнями огромных люстр, заполнен почти весь и выглядит роскошным розарием, где все цвета и оттенки, дорогие украшения на изысканных одеждах, величественные и дородные мужчины с лицами, исполненными всяческих достоинств, красивые гордые женщины, а при них их юные дочери, впервые вывезенные в свет, уже созревшие для замужества или только-только созревающие.
Сэр Вайтхолд и барон Саммерсет ждут за моей спиной, я слышал, как приподнимаются на цыпочки, чтобы заглянуть через плечо, дышат жарко и взволнованно.
— Женщин уже много, — сказал сэр Вайтхолд мечтательно. Вздохнул почему-то и уточнил торопливо: — Нет, еще маловато, но прибывают…
Я сказал ворчливо:
— Мерзкая дилемма. Те, кто нам больше всего нравится — любящие и верные! — остались в родовых поместьях и во дворец без прямого вызова короля не поедут, а всякие охотницы на мужей тут как тут. Сразу раздвинут ноги, а дальше опомниться не успеете, как уже окольцованы, женаты, вы же благородные, обязаны
Сэр Вайтхолд даже побледнел, отшатнулся, перекрестился, а барон Саммерсет опасливо поплевал через плечо.
— Ведьмы?
— Все женщины ведьмы, — сказал я мудро. — Но есть наши ведьмы, а есть не наши. Вы же знаете, мир разделен на Добро и Зло, так вот все, что наше — Добро, все, что против нас — Зло. Это ликбез для сэра Вайтхолда, а то у него какая-то расплывчатая идеология, местами даже соглашательская, а это для нас неприемлемо, мы же рыцари церкви, крестоносцы! Вон смотрите, уже глазками стреляют, пробные такие выстрелы… Даже по оруженосцам бьют, как по чучелам.
— Прицелы проверяют? — спросил барон Саммерсет с интересом. — Не сбился ли в долгой дороге?
— Вот-вот, — сказал я, — прическу, макияж, ленточки в волосах, перси… Ладно, пошли, пора!
Церемониймейстер в зале, уловив мой знак начинать, прокричал мощно и ликующе:
— Его светлость курфюрст Ричард Завоеватель, властелин королевства Сен-Мари, гроссграф Армландии, коннетабль королевства Фоссано, эрцгерцог архипелага Рейнольдса…
Я вышел красиво и гордо, стараясь не торопиться, у меня походка вообще-то быстрая, но здесь нужна державная, правители никогда не суетятся, у них каждый жест должен быть выверен.
Мужчины в зале преклонили правое колено, коснувшись им пола, и в такой позе послушания и смирения замерли, а женщины присели, наклонив головы, и тоже застыли, еще не зная, какой в общении этот новый властелин и можно ли поднимать головы, хитренько играя глазками.
Я прошел к помосту, поднялся на ступеньку и, красиво развернувшись лицом к залу, торжественно опустил зад на королевский трон.
В зале начали подниматься, принимать подобающие позы, лица почтительные, в глазах готовность слушать мои мудрости.
Я улыбнулся широко и чистосердечно, милостивый такой и демократичный, войне конец, все хорошо, начинаем восстанавливать порушенное, его не так уж и много, все теперь заодно, один народ, одна нация, начинаем сливаться в одну общность…
— Да, — сказал я сидя, мне можно, я же не речь перед войском толкаю, — курфюст, майордом… коннетабль Фоссано, что значит — командую всеми войсками королевства, что идут сюда с юга, если кто не понял… но самое главное — я гауграф королевства Турнедо, владелец замка Голдфрит и земель Эарнбранта, некогда принадлежащих барону Байру Руаялю! Как вы все помните, Его Величество король Гиллеберд милостиво пожаловал мне эти земли и титул, так что я турнедец, господа! И, как гражданин королевства Турнедо, приветствую вас в этом дворце, откуда мы и начнем нашу новую и, конечно же, счастливую жизнь!
В зале радостно зашумели, захлопали в ладоши, с двух балконов прозвучали серебристые трубы, а с большого, опоясывающего на уровне второго этажа, девушки начали бросать вниз цветы.
— Это самоорганизация? — спросил я сэра Вайтхолда.
Он обиделся:
— Ваша светлость, как можно такое на самотек? Конечно, все организовано.
— Вами?
— Ну что вы, ваша светлость, я за всем не успею. Бывший управитель Бальза старается, из кожи вон лезет.
— Пусть лезет, — буркнул я. — Не давайте ему спуску, он вежливость расценивает как слабость… Да, леди?