Ричард Длинные Руки – гроссграф
Шрифт:
– Вы тоже, - ответила она чистым звонким голосом, - а вообще-то молодые мужчины спят до обеда! Чтобы потом до полуночи заниматься флиртом.
– Да-да, - согласился я, - как я забыл! Самым важным делом на свете, флиртовством.
Она засмеялась.
– У вас такое выражение, маркиз…
– Какое?
– Словно вы и слово такое, как флирт, слышите впервые!… И вообще, маркиз… Вот вы смотрите на меня, не отпирайтесь, с удовольствием, я же вижу, а почему ничего не скажете?
– Вы прекрасны, - сказал я, подумал и заговорил: -
Она прервала, морщась:
– Маркиз, маркиз, это уже не смешно даже! Хотя память у вас прекрасная, не спорю. Я имею в виду, как вам мои последние мушки?
Я перевел взгляд на эти наклейки. Смутно помню, что вроде бы первая мушка появилась на лице герцогини де Мон-Морийон, когда горничная не успела стереть черную мазь со щеки хозяйки, та отправилась в королевский дворец, произвела фурор, на другой день уже все дамы украсили морды такими же кляксами. Хотя есть версия, что изобрел ее один из придворных Людовика Двенадцатого, когда порезался во время бритья и закрепил место пореза пластырем. Я вообще-то больше верю во второй вариант. Во-первых, фигурирует мужчина, а все изобретения - мужское дело, во-вторых - для пользы дела было, а что потом из этого сделали, ну, женщины, понятно…
– Трудно что-то сказать, - ответил я запоздало, словно вконец заторможенный, - я ж не знаю, какие прыщи они закрывают.
Она вспыхнула, щеки заалели, глаза сердито засверкали.
– Что?… Что вы сказали?
– Прыщи, - повторил я упавшим и даже умоляющим голосом, - простите, леди Элизабет, но не боевые шрамы же вы скрываете этими наклейками?… Значит, прыщи… Ничего, это бывает у молодых созревающих девушек… Это проходит, не беспокойтесь… Ладно-ладно, только не бейте, я же из медвежачьего угла, что с меня взять?
Она вздохнула:
– Как вы удобно устроились в этом медвежьем углу! Чуть что - сразу в норку.
– В берлогу, - поправил я с достоинством.
– У нас, медведей, просторные и теплые берлоги. Леди Элизабет… простите, но мне кажется, вы единственный человек здесь, кто не знает, что ваш отец сегодня ночью стал королем!
Она вскрикнула, прижала ладонь к губам. Брови испуганно взметнулись двумя тонкими дугами над испуганными глазами.
– Королем? Почему?
– Пришлось.
– Но он же не хотел?
– А мы ему руки выкрутили, - объяснил я ласково.
– До хруста. Понимаете, мужчины еще и работать должны, а не только флиртом усердствовать.
Она прошептала испуганно:
– Вы правы, мне никто ничего не сказал. Вообще меня от всех дел оберегают.
– Знание - не женское дело, - согласился я.
– От него морщинки на лице и шрамы на сердце. Но все равно это свинство. Словом, вы теперь эта… принцесса.
Она пробормотала озадаченно:
– Вот так сразу? Хотя, наверное… Теперь и мне, наверное, будет то нельзя, это нельзя…
– Точно, - согласился я.
–
– И что же делать?
– Что скажут, - пояснил я со злорадством.
– Мне элои тоже нравятся больше морлоков, но что делать, иногда и элоям приходится поморлокствовать. Хоть самую малость.
Она спросила тревожно и с упреком:
– Вы как будто радуетесь? Нехорошо, маркиз.
– А что же мне одному морлокствовать?
– ответил я в оправдание.
– Пусть и другие помучаются.
Она покачала головой:
– Маркиз, я вас совершенно не понимаю. Это вы мучаетесь?
Я заверил с тяжелым вздохом:
– Еще как! Мучаюсь, плачу кровавыми слезами и оплакиваю свою потерянную свободу. И эту работу, тяжелую и неблагодарную, изнуряющую, выматывающую силы, иссушающую…
– И давно оплакиваете?
– Все время, - ответил я со вздохом.
– Бедненький, - пожалела она.
– И давно вы на ней мучаетесь?
Я вздохнул еще тяжелее.
– Да вот собираюсь приступать. Все никак не решусь.
Она обиделась, решив, что каким-то образом вышучиваю, к тому же не оценил ее мушки, совсем грубый, и еще не рассыпаюсь в комплиментах, хотя на выходе задержалась и оглянулась, давая шанс исправиться, но я, такой тупой, даже не догадался им воспользоваться, я же из угла, мне можно прощелкать хлебалом.
Мелькнула соблазнительная мысль, что я вообще-то уже властелин королевства. Даже без демонов, кто знает, что я их отпущу или уже почти отпустил, но сама ужасная слава победителя и сокрушителя Верховного Мага любого повергнет в трепет.
Но что я буду с ним делать, я же не тот тупой и ленивый дурак, которому важно только свернуть другого ленивого дурака с трона, поскорее всадить свою жопу в его теплый трон, а дальше хоть трава не расти. Он «добился справедливости»: сверг, убил, сокрушил, занял и захватил.
Но я же, мать вашу, эстет, а уж какой умный, какой умный, даже самому страшно, мне этого мало. Я призван строить царство Божье на земле, а также светлое будущее всего человечества, ну, это понятно. Но невозможно заставить работать народ, который получает все на халяву. Пусть даже не все, но необходимое. Он не умирает с голоду и потому будет давиться пресной биомассой, но не станет возделывать огороды, потому что это нелегкий труд. Эти люди будут сутками ожидать транспортника, но не пошевелятся, чтобы проложить дорогу хотя бы в соседний город.
Ждут транспортник, он появляется раз в месяц, чтобы попасть в деревню по ту сторону реки, вместо того чтобы выстроить простенький мостик и каждый день ходить друг к другу в гости, торговать, меняться товарами, знакомиться и заводить семьи.
Но худшее из всего, что здесь даже маги, самые грамотные и разумные, не станут учить заново алгебру, геометрию, механику, потому что этот путь мучительно труден и длинен, а у всех соблазн - разгадать очередную загадку Древних и сразу стать властелином мира.