Ричард Длинные Руки – гроссграф

Орловский Гай Юлий

Рыцари графа Отважного разлетались в стороны разрубленными телами, а я вертелся в центре поляны, меч в руках сам по себе выделывает сверкающие круги, защищая меня со всех сторон, и хотя не сам, конечно, но я в убыстренном темпе стараюсь видеть сразу во все стороны, отбивать даже летящие в мою сторону дротики, ножи и стрелы, не говоря уже о набегающих людях со вскинутым для удара оружием.

Барон Альбрехт говорил как-то, что я страшен в такие минуты, когда с раздувающимися ноздрями, оскаленными зубами и бешенством в глазах. Хорошо бы кто поднес зеркало, показал, какой я демократ и миротворец. Умом понимаю, что

впереди грядут куда более жестокие войны, эти сражения - детская забава, в следующие века вот отсюда прошли только уцелевшие с их звериным чутьем на опасность и стальными нервами. Так что веду род от тех, кто выжил в немыслимых здесь по жестокости войнах, потому бываю страшен, как ангелы ада, но в то же время понимаю, войны - не забава, надо кончать даже с такими вот красивыми, ограниченными благородными правилами и этикетом.

Сквозь рев в ушах донеслись вопли, я различил свое имя, красная пелена постепенно теряет цвет крови, я начал чувствовать тяжесть в руках, наконец услышал:

–  Сэр Ричард!… Сэр Ричард!…

–  Сэр Ричард, остановитесь!

–  Сэр Ричард, все кончено!…

–  Скорее уходите с его дороги…

Я с ужасом сообразил, что уже не различаю, кто передо мной, торопливо остановился и опустил меч. Поле боя усеяно павшими, я сжал челюсти и мысленно взмолился, чтобы не от моей руки пали вот эти люди, но разум сказал холодно, что да, я малость осатанел, впал в священную ярость воина, что вообще-то похвала здесь, но считаю ли я такое похвалой в отношении себя?

Приблизились двое рыцарей, я позволил снять шлем, помятый так, что снова налезет, только побывав в руках оружейника, а тяжелый, как мраморная плита, меч кое-как вложил в ножны.

Подскакал на разгоряченном коне Макс, доспехи на нем порублены и помяты, на скуле свежая ссадина.

–  Сэр Ричард!
– прокричал он с великим почтением.
– Все кончено! Враг разбит.

–  Бежит?
– уточнил я.

–  Нет, остатки сдаются в плен!

На его лице я видел восторг и обожание. Как же, его лорд рубился в такой ярости, что уже не разбирал ни своих, ни чужих, о таких песни слагают, с таких пример берут!

–  Да, - ответил я хриплым, еще подрагивающим в ярости голосом, - враг… Дурак он, а не враг.

–  Сэр Уилбур?

–  Все, - сказал я зло, - кто не с нами - дураки. А кто еще и против - дураки круглые. Таких нельзя оставлять наедине даже с огнем. А уж во главе земель…

Макс всполошился:

–  Сэр Ричард! Но нельзя же отнимать у такого знатного лорда земли!

–  Нельзя, - согласился я нехотя, - хоть и хочется. Но права урежем. А то и управителя пришлем. Сам сэр Уилбур где?

–  Ищут, - ответил он.

–  Он хоть сражался?

Макс выглядел шокированным.

–  Сэр Ричард, как вы можете! Он всегда в первых рядах. Но в последних сражениях он, уступая требованиям своих рыцарей, сражался хоть и в первых рядах, но как простой рыцарь…

–  Разумно, - согласился я.
– Сразу двух зайцев! И выказывает себя демократом, и прячется от усиленного внимания противника.

Макс нерешительно кивнул, еще не поняв, похвалил я графа Уилбура или окунул мордой в грязь. Подошли барон Альбрехт и сэр Растер, последний сразу сказал важно:

–  Вот-вот. Поле брани - не турнир, граф всегда получал столько ран, что почти никогда не принимал участие в победном пире.

–

 Понятно, - сказал я и, видя непонимающие лица, объяснил: - Существуют две стратегии ведения сражения. Западная - вождь идет впереди и первым начинает бой, а также восточная, когда вождь располагается далеко позади своих войск на высоком холме, откуда и руководит битвой.

Сэр Растер прогудел негодующе:

–  Но как такое можно?

–  Да, - поддержал Макс своего старшего наставника, на лице молодого рыцаря читалось искреннее отвращение, - что другие рыцари подумают?

–  У этих гадов иное на уме, - пояснил я, - им важнее выиграть битву! Вы представляете? Не участвовать в сражении, а выиграть!… Уроды.

–  Некрасиво, - сказал и Альбрехт.
– Непристойно. Благородные рыцари так не поступают. Важнее всего участвовать и проявить чудеса отваги, храбрости и также мужества.

–  Свиньи, - согласился я.
– Ради победы идти на такое? Нет, европейцу это не понять. В восточной традиции вообще принято нападать без объявления войны, что вообще-то нам немыслимо. Я уж не говорю, что в единичных поединках вполне допустимо по их правилам бить в спину, бить ниже пояса, бить лежачего…

Макс вскрикнул негодующе:

–  Сэр Ричард! Вы вообще немыслимые вещи рассказываете! Как человек может пасть так низко?

–  Вы еще о Фрейде не слыхали, - заверил я зловеще.
– И о восточных единоборствах… Вот уж падение ниже некуда! Ладно, вернемся к нашим баранам. Итак, граф Уилбур, хоть и европеец, но одной ногой в Азии, как Дмитрий Донской, что поступил тоже наполовину по-европейски, наполовину по-азиатски… Ищите его тело вон в том лесочке! Увидите груду свежесрубленных веток - проверьте, что под ними.

Они удалились, несколько озадаченные, а я повернулся к полю боя, где одни лежат, а другие ходят и переворачивают их, то ли ищут своих, то ли срезают кошельки, подумал и вдруг понял, что вообще-то на поле боя кнехтов с тяжелыми топорами пустил, если честно, еще и потому, что те рыцарей не любят, но в плен им рыцари не сдадутся, лучше уж умереть, чем допустить такой позор. И потому кнехты их не щадят, тем самым снимая с меня проблему изъятия земель и замков у моих противников.

Нечестно, конечно, но я ж политик, но опять же, могу об этом только ерничая, как бы вышучивая, дескать, на самом деле я благородный паладин, а никакой не политик… хотя наедине с собой, когда даже дефы не подслушают, могу сказать правду: там, откуда я пришел, все политики, все по колено в этом самом, даже не морщатся, это уже привычная жизнь. Помню-помню, такое себе уже говорил, но приходится повторять, чтобы самого себя в этом уверить и снять камень с души. Ну, пусть хотя бы чуточку приподнять.

Но сейчас вот на миг воспарил и ужаснулся. Как-то без всякой борьбы я принял решение о кнехтах. И принял именно потому, что рыцарей не пощадят. И хотя это чужие рыцари, но на самом деле какие это чужие?

Или, в самом деле, убийство одного человека - это убийство, убийство десятка - трагедия, а сотен и тысяч - всего лишь статистика?

Глава 7

По всему полю бродили священники, лекари и те из кнехтов, кто не гнушался мародерством. Переворачивали павших, кто отпускал грехи, кто лечил, кто снимал добротные доспехи или хорошие сапоги.