Ричард Длинные Руки – коннетабль
Шрифт:
Она бросила мешок на землю, в глазах подозрение, буркнула с неприязнью:
– Царапины. Твоя стрела убила его сразу. Это важно.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Не люблю, когда люди мучаются. Сбросьте жилет, надо посмотреть, как досталось вам, леди.
Она смерила меня недоверчивым взглядом.
– Так пара кровоподтеков, только и всего.
– Я могу лечить даже их, – заверил я. – Кроме того… иные кровоподтеки хуже рваных ран. А если какая кость перебита?
– Посмотри, – ответила она с сомнением.
Без стеснения сбросив
– Больно? – спросил я. – Похоже, тут самая большая… Я посмотрю, хорошо?
– Смотри, – разрешила она равнодушно.
Я попытался стянуть ее кожаные брюки, Джильдина приподнялась, сунув руки под себя. Снова щелкнула пряжка ремня, я потащил брюки вниз, открывая сперва тугие ягодицы, затем мускулистые ноги, покрытые белыми шрамиками, ссадинами, словно всю жизнь играет в футбол, да еще без щитков. Правая ягодица на глазах наливается кроваво-багровым цветом, из глубокой ссадины все еще течет кровь.
– Ну что? – спросила она, ее голова лежит на скрещенных руках, а те свободно распластались на гальке.
– Позвоночник не задет, – сообщил я с облегчением. – Хребет цел. А мясо у вас тугое, заживет… Но сейчас потерпите.
Я осторожно сел ей на круп и начал разминать плечи, перешел к лопаткам, продавил, постучал, мясо тугое и жилистое, пальцы опустились к пояснице, там места особенно хрупкие и уязвимые, а позвоночный столб выдерживает колоссальную нагрузку. Растирая, продавливая, разгоняя кровь, все равно не позволял себе вылечить ее вот так сразу, только дурак без крайней необходимости показывает козыри, но, судя по ее молчанию и расслабленности, все делаю верно. Вообще-то основы массажа знаю, мне делали, я делал, пару книжек прочел, на пляже часто разминали друг друга, так что сейчас абсолютно верно разгоняю кровь по ее мускулистому телу, пусть разносит кислород, быстрее освежится, отдохнет…
Когда я начал проминать ягодицы, там несколько напряглось, но я пошел дальше, продавливал, растирал с силой, только кровоподтеков касался бережно, всякий раз чувствуя, как под кончиками пальцев напрягается мышца.
– Больно? – спросил я сочувствующе. – Потерпите. Нужно кровь разогнать. А то здесь будет вот такая гематома, мама не горюй.
Она буркнула в скрещенные руки:
– Знаю.
– Потерпите?
– Да.
– Будет больно, – предупредил я.
– Да знаю, – сказала она раздраженно. – Неужели я похожа на тех, кто раскисает от простого кровоподтека?
– Будет очень больно, – сообщил я. – Это методика из моего королевства Утопия. Терпите…
Она смолчала, я захватил в горсти мясо с кровоподтеком и с силой сдавил, а через пару секунд позволил себе выпустить из себя сдерживаемую целебность. Она изогнулась от боли, но тут же вытянулась, я чувствовал, как ее тело расслабляется, еще не веря, что резкая боль ушла, совсем ушла, даже тупой не осталось.
– Вы сама стойкость, – сказал я с одобрением. – Потерпите еще, а то, если кровь не разогнать, все вернется. Ах, какие у вас широчайшие, какая срединная часть трапеций и ромбовидных!.. Я весь уже взмок. Такая женщина…
На месте жутких багровых кровоподтеков остались только желтые пятна. Я перевел дыхание, спустился к ее стопам и начал массировать ноги, длинные и мускулистые конечности спортсменки. Если бы не поцарапанность и не шрамы, то с такими хоть сейчас в Голливуд. Крепкие щиколотки фигуристки, накачанные икры велосипедистки, мощные подколенные связки, длинные бедра с тугими сухими мышцами…
Пальцы мои все ближе приближаются к тому месту, где у женщин прикрыто хотя бы стрингами. Увы, здесь не существует даже трусов, я старался не думать, что это тоже женщина, хоть и… гм… такая, однако жесткое тело под моими ладонями вдруг начало все больше терять жесткость. Я поймал себя на том, что сознательно нагнетаю поток крови к тому месту, куда бы не следовало, а она лежит непривычно тихая, дышит ровно, будто спит.
Напомнив себе, кто мы и где мы, я уже с другим чувством слегка промял ее ягодицы, провел от них линию костяшками пальцем по обе стороны хребта к затылку.
– Ну вот, – сказал я довольным голосом, – все в порядке.
Она некоторое время лежала молча, словно прислушивалась к тому, что в ней происходит, наконец глухо произнесла в землю:
– Здо€рово.
– Понравилось?
– Не то слово, – ответила она все так же в землю. – Я даже не знала, что этим еще и лечат…
– Пятна остались, – заверил я, – но гематом не будет. Гематома – это такой жуткий кровоподтек внутри. Когда кровь запекается в глубине, представляете?
Она фыркнула:
– Я-то представляю. Навидалась. Это у тебя их, наверное, никогда не было.
– Угадали, – ответил я честно. – Не люблю, когда бьют.
Она слегка повернула голову, я увидел недоумение на ее лице.
– Как же ты жил?
– Я пришел из мирного мира, – напомнил я. – А сам я тихий, спокойный и ласковый. И сейчас меня больше всего волнует и беспокоит: так ли я повязал платок?
– Что-о-о?
– Платок, – повторил я. – Как думаете, кончики узелка лучше над правым ухом или над левым?
Она нахмурилась.
– Да какая тебе разница?
– Ну да… – ответил я с обидой. – А если в этом какой-нибудь глубинный смысл, дошедший из бездны веков, благодаря народной памяти и патриотизму?.. Например, слева – гомосексуалист, справа – пидорас… Вдруг не так поймут? Да еще, как интеллигенты, в глаза не скажут, а за спиной будут сплетни размножать простым делением. И только будучи старым и дряхлым, на краю могилы узнаю, кем меня считали всю жизнь и почему одни от меня шарахались, а другие, пра-а-ативные, липли…