Ричард Длинные Руки – коннетабль
Шрифт:
– Да…
– Дальше он уже не увидит… Пошел!
Она выскользнула и понеслась, пригибаясь, легко и грациозно, как изящный носорог. Я ринулся следом, просто вобрав голову в плечи.
Чудовище двигалось спокойно и равномерно, так бы и шло, но какая-то блоха укусила, и оно повернуло голову в нашу сторону. Пару мгновений понадобилось, чтобы понять, что происходит, но Джильдина среагировала первой: быстро повернула на бегу в сторону, крикнув:
– Не отставай!
Зверь сперва вытянул шею, наблюдая, затем совершил неожиданно длинный прыжок, земля вздрогнула
Мы неслись к дальней стене, я уже видел там щели, дыры и норы. За спиной гремело, земля покачивалась, я слышал зловонное дыхание, но надвинулась стена, Джильдина влетела в тесную щель, как смазанная жиром молния, а я, вбежав на полной скорости, ободрал в кровь плечи в узком проходе.
Тут же с глухим ударом планету тряхнуло, посыпались мелкие камешки. Чудовище раздраженно заревело, я зажал уши ладонями, звук громче, чем у паровозной сирены.
Пещера большая, дальняя стена теряется в темноте, я отбежал от входа, Джильдина уже сидит в позе лотоса, злая и сосредоточенная. Снова ревнуло, в расщелину заглянула жуткая харя, размером с железнодорожный контейнер. Вблизи зверюка оказалась еще крупнее, чем я думал.
– Реви, реви, – сказал я победно.
Джильдина уже сбросила мешок, я по ее примеру тоже освободил плечи от лямок и сразу ощутил себя лучше. Монстр попытался соваться мордой в щель, но не проходил даже кончик рыла.
Наконец морда исчезла, я с облегчением решил, что монстр забыл о нас, но взамен протянулась длинная волосатая лапа, величиной со ствол зрелого дерева. Джильдина начала поспешно отодвигаться, чудовищные когти нависли в опасной близости.
– Пошел вон! – закричал я и рубанул мечом. – Мы ж с тобой одной крови, ты и я! Ты понял, скотина?
Лезвие вошло в плоть, рассекло до кости. Монстр жутко взревел, срезанный палец упал к нам, брызгая кровью.
Джильдина вскрикнула зло:
– Ты что сделал?
– Заставил убраться, – ответил я как можно бодрее.
Не признаваться же, что сделал глупость. Мужчине еще бы признался, но не перед женщиной… Монстр, как все животные, скоро бы забыл о нас, у зверей так: с глаз долой – из памяти вон, но теперь этот гад нас запомнит, станет караулить.
– Он притащит камни, – сказала она, – и забьет ими щель! Или вообще разломает эту щель, но нас достает.
– Он меня уже достал, – буркнул я. – Что ему надо? Дурак какой-то.
Она сказала трезво:
– Это ящерник. Они самые сильные во всем Круге.
– Человек, – ответил я, – это величайшая скотина в мире. Так что этот ящерник еще пожалеет, что с нами связался. Особенно с вами, благородная из благороднейших, леди Джильдина!
– А почему со мной?
– А вы еще и женщина, – объяснил я. – Это ваще… Ладно, я тут посоветовался с народом, и мы решили, что уже почти ночь, нам все равно где-то искать пристанище? А этот дурак сам его для нас подыскал. Мы еще и спасибо ему сказать должны…
– Ты ж ему палец отрубил, – сказала она язвительно.
– Да, – признался я, – это я поступил неблагодарно. Но он, по-моему, сказал какие-то нехорошие слова. В ваш адрес, конечно.
Она спросила с подозрением:
– Почему в мой?
– В свой я бы стерпел, – объяснил я. – А за ваше светлое и чистое имя, за вашу незапятнанную репутацию несокрушимой девственницы и вашу избегаемость случайных связей я обязан был вступиться, как мужчина!..
Она фыркнула.
– Ложись спать, мужчина.
– А что, не поедим? – спросил я встревоженно. – Хотя, конечно, на ночь есть вредно…
– Запах жареного мяса заставит его торчать тут всю ночь, – ответила она хмуро. – Так что терпи.
– Жить надо дольше, – согласился я. – И чаще. Как ваша благородная спина, леди Джильдина?.. Я страшусь, что она может потерять непередаваемую горделивую осанку лебедя. Давайте я ее малость разомну?.. Осанку. Заодно и спину. И вам польза, и я буду чувствовать, что хоть чем-то полезен. А то, понимаете, моя благодарность меня так распирает, что вот-вот взорвусь и все здесь забрызгаю. Оно вам надо?
Она фыркнула:
– Не надо.
Двигаясь с тяжеловесной грацией молодого носорога, она сбросила одежду и легла лицом вниз. Широкая богатырская спина раскраснелась, натертая ремнями, блестит от пота. Я по-хозяйски оседлал ее круп и принялся разминать трапециевидную, дельты, трехглавую, двухголовую, в смысле – двуглавую, широчайшую, даже широчайшие, оттуда перешел к двуглавой бедра, икроножным, большим ягодичным и малым, это чтоб не сказать, что именно я усиленно и с нарастающим интересом массажировал.
Ее дыхание замедлялось, я прислушивался ко всем нюансам, тело в какие-то моменты напрягается и превращается в подобие мраморной статуи, хоть и разогретой на жгучем солнце, затем снова медленно расслабляется. Женски-мягко-податливым никогда не становится, но я с дрожью в теле чувствовал, что и это нечто новое для железномускульной бодибилдерши.
Однако ее тело слишком уж дремуче, пришлось вернуться к плечам, пошел вниз по длиннейшей мышце и соскочил на остистую и нижнюю заднюю зубчатую, задержался на поясничном треугольнике, здесь часто застаивается кровь, придавил и погонял кровь по внутренней косой мышце, потом по наружной. Разогрелась, чувствую, как ее тело начинает реагировать само по себе, и тут она приподняла голову и сказала хриплым чужим голосом:
– Ящерник еще не ушел?
Я оглянулся, но отсюда не видно, поневоле слез и подкрался к выходу. Выглядывать не приходится: ветерок заносит в пещеру запах сильного злобного зверя. Я перешел на запаховое, мир помутился, но я держусь за стену, зато увидел, как размытое запахами чудовище бродит поблизости от пещеры, не упуская из виду выход, и в то же время поглядывая по сторонам в поисках возможной добычи.
– Не ушел, – сообщил я, отворачиваясь от выхода в неуютный мир.
Мне показалось, что ее немножко ведет, но справилась и пошла осматривать пещеру. Другого выхода, похоже, нет. Под дальней стеной журчит ручей, за тысячи лет прогрыз русло достаточно глубокое, а в том месте, где завихряется водоворотом, прежде чем нырнуть под стену, создал небольшой бассейн, емкостью с бочку средних размеров.