Ричард Длинные Руки – король
Шрифт:
Я сделал паузу, рядом с Габриласом вскочил Фитцуильямс, взъерошенный и нетерпеливый.
– Ваше высочество, не томите!
– Эбберт, – произнес я веско. Все умолкли, я в мертвой тишине сказал обрекающе: – Это королевство забыло, что они живут в христианском мире и подчиняются законам, данным нам Всевышним. Они полностью отвергли Создателя, его законы. Их мораль упала до фараоновых времен… нет, еще ниже. Потому оно было уничтожено. Территория отойдет к Улагорнии, а земли будут разделены между теми, кто активно помогал строить великое и, не побоюсь
В шатре, как я и ожидал, шум поднялся тот особый, когда преобладает щенячья радость и детское ликование. Патриотизм патриотизмом, на нем одном можно делать великие дела, особенно в это чистое и сравнительно честное время, но я еще и политик, практично пообещал разделить земли между активными строителями Улагорнии, а кто услышит о таком первым, как не первые строители?
Я поднялся, вскинул руки.
– Легкие части должны выступить завтра с утра… если дороги позволят. Тяжелые… по мере возможности. Нам нельзя терять время!
Возбуждение потряхивает меня, сердце стучит, уснуть точно не получится, и я всю ночь бродил от костра к костру, разговаривал с осчастливленными воинами, обещал после победы над мятежниками вечный мир и полное счастье, благодать и легкую службу, когда воевать не придется, а платить за службу будут щедро.
Меганвэйл хорош, а для меня просто идеальный военачальник. У него прекрасные способности управлять большими массами войск, но в то же время отсутствуют малейшие желания заниматься чем-то еще, кроме армии.
Для него идеал, когда во главе королевства находится сильный лидер, и тогда можно самозабвенно улучшать и улучшать армию, доводя до совершенства даже ремонт подков обозных лошадей.
В его немалом имении всем занимается его жена, леди Лаура. При первом нашем знакомстве он честно признался, что ничего в нем не смыслит, а всем ведает она, умелая и расторопная, так что в жизни он счастлив.
Я полагал, что он предан королю Фальстронгу, но оказалось, он предан трону, а единственное пожелание, чтобы там сидел настоящий король. Таким был Фальстронг, а теперь вот я, такой же решительный, мужественный, избегающий дворцовых интриг, проводящий больше времени с армией, чем с фрейлинами и придворными дамами.
Уже на рассвете весь лагерь пришел в движение. Гонцы уносились во все стороны, а возвращались каждый с десятком оседланных коней в поводу, а те, кому они достались, уносились точно так же быстро и во все стороны. Кони на зиму распределены по селам, и, чтобы собрать, потребуется некоторое время.
Пока готовились к выступлению, мы в шатре с Меганвэйлом провели последний брифинг, я с двумя чашками крепчайшего черного кофе, он с легким вином, оба прислушиваемся к конскому топоту, гонцы уносятся один за другим, Меганвэйл сказал задумчиво:
– В то же время это как бы не мятеж. Или не совсем мятеж… Никто не выступил против вас, ваше высочество! Все борются за опустевший трон, за право посадить туда своего.
Я огрызнулся:
– Ну да, если считать, что трон пуст! Но я должен был покинуть его, насколько помню, всего неделю назад, а война за трон началась когда? То-то же. Все договорились о полноценном годе моего регентства, а за это время лорды должны были как-то договориться… на всеобщем собрании лордов или в кулуарных переговорах между собой, неважно, время все решить у них было. Почему так не случилось?
Он вздохнул.
– Отчасти из-за того, что верховные лорды увели свои дружины с вашей армией. Поступить иначе они тоже не могли, оставшиеся сразу запятнали бы свою честь, будущего короля выбирали бы из тех, кто остался вам верен…
– Но Торстейн…
– Торстейн поступил хитрее, – согласился он. – Чего никто, конечно, не ожидал. Он все годы копил мощь, и даже когда основные претенденты на трон ушли с вами охранять границы королевства, он держался тихо.
– Понятно, – сказал я, – триггером послужили слухи, что я исчез, подобно Карлу и Мунтвигу?
Он кивнул, опустил голову.
– Да. Медленно и небольшими группами, никого не настораживая, он начал вводить своих людей в города, крепости, замки. В общем, захватил он королевство за считаные дни… Правда, потом началось, в стране все-таки он не популярен, того же Леофрига или Хенгеста любят больше, Хродульфа больше уважают, даже Меревальда чтят, а у Торстейна такой поддержки не было…
– Зато власть он захватил лихо, – согласился я. – Только захватить обычно проще, чем удержать.
– Пока держит, – ответил он угрюмо, – верно рассчитал, что верховные лорды не договорятся действовать вместе. Сейчас вот разведчики докладывают, что войска Леофрига осаждают крепость Хенгеста, а тот хоть и двинулся в земли Торстейна, однако тоже избегает решительного сражения…
– Еще бы, – сказал я горько, – зачем ему? Они сами так обескровят друг друга, что народ начнет считать уже Торстейна самым мудрым и миролюбивым!.. Однако, дорогой граф, этот мятеж все же против меня, законно избранного сузерена. Мой срок сидения на троне хоть уже истек, но истек только сейчас, потому я вправе рассматривать это как мятеж, а не как гражданскую войну, хотя на самом деле это уже гражданская война…
Он посмотрел остро, лицо чуть посветлело.
– Ваше высочество, вы, как всегда, смотрите в корень. Да, это кровавая гражданская война, но все-таки все действительно началось с мятежа!
– А мятеж будем подавлять, – сказал я.
– Именно мятеж? – переспросил он.
– Мятеж против законной власти, – подтвердил я. – Мы не пришли утихомиривать разбушевавшиеся страсти гражданской войны! Мы пришли подавить мятеж.
Он кивнул, понимая, принимая и соглашаясь с необходимостью считать это не гражданской войной, а именно мятежом. В любом королевстве самым тяжким преступлением считается государственная измена. Таких преступников не вешают и не рубят им головы, а подвергают обязательному четвертованию.