Ричард Длинные Руки – курфюрст
Шрифт:
Они подъехали к воротам с двух сторон одновременно, наступила неловкая пауза, король Барбаросса и Фальстронг, оба свирепые и неуступчивые львы, повернулись друг к другу и мерили один другого взглядами.
Я видел, с каким напряженным вниманием всматриваются, вслушиваются, стараясь предугадать, кто что замыслил.
Наконец Барбаросса прогудел мощным голосом:
— Мой дорогой брат!
Фальстронг ответил в той же манере и почти так же гулко:
— Мой дорогой брат…
Роджер Найтингейл, учтиво поклонившись сверху одновременно обоим, сказал торопливо:
— Ваши
Барбаросса кивнул, но смотрел неотрывно на Фальстронга.
— Это как возжелает мой дорогой брат.
Фальстронг ответил строго контролируемым голосом:
— Как изволит мой брат, король Барбаросса, так и поступим.
Барбаросса начал медленно поворачивать коня головой к распахнутым воротам.
— Тогда я последую за вами, мой дорогой брат.
— Нет-нет, — воскликнул Фальстронг, — это я за вами!
Я улыбался, хотя внутри все передергивается от этой фальши, братьями зовут друг друга, но это все-таки лучше, чем если бы их войска соприкоснулись на поле боя.
Они пустили коней бок о бок и поехали стремя в стремя. Мне показалось, Фальстронг чуть приподнимается в седле, чтобы не быть ниже короля-соперника. Все мы, мужчины, друг другу — соперники и при встрече автоматически измеряем взглядом любого, с кем общаемся, и нам не нравится, если собеседник выше ростом или шире в плечах.
Несмотря на то что встреча неофициальная и даже тайная, Барбаросса, как и Фальстронг, нацепили самые массивные золотые цепи с драгоценными камнями, оба в горностаевых накидках, символизирующих королевское достоинство, и это несмотря на полуденную жару.
Найтингейл торопливо сошел во двор, красивым жестом, исполненным достоинства, протянул вперед руки.
— Дорогие братья, — произнес он с чувством, — я счастлив видеть вас в своем скромном загородном домике!.. Располагайтесь здесь как дома… и даже лучше, чем дома!
Барбаросса ответил благожелательно:
— Благодарю, мой дорогой брат!.. Уж постараюсь расположиться лучше, чем дома, там у меня жена — просто зверь… га-га-га!
Он слез с коня, они обнялись, король Фальстронг тоже опустился на землю и, выждав, когда Найтингейл вырвется из медвежьих объятий Барбароссы, в свою очередь обнял его, похлопал по спине.
— Не сдаемся? Я слышал, у тебя, дорогой брат, малолетняя любовница?
Найтингейл опасливо оглянулся.
— Тише-тише, — прошипел он, — даже слуги не должны о таком слышать!
— Но ведь правда?
— Клевета, — ответил Найтингейл твердо и посмотрел честными-пречестными глазами. — Видит Бог, клевета!
— Согласен, — ответил Фальстронг понимающе, — клевета, так клевета. Но хорошая, правда? Приятно, когда такое за спиной клевещут.
Коней увели, свиту обоих королей начали разбирать и уводить небольшими группами, а мы все четверо вошли в зал, я сразу отметил минимум слуг, что понятно, однако на священника поглядывал с великим удивлением.
Найтингейл верно понял мое изумление, поморщился.
— А вы что хотели? Только священники и могут распознать нечисть и не допустить ее, чтобы подслушивала.
Я рискнул сказать:
— Многие
— Могут, — согласился он невесело, — но мага можно и перекупить, а священники служат не мне, а Богу. Они… надежнее, хоть с ними и труднее.
Из дверей справа и слева вышли одетые в красное с золотым юноши, в руках длинные блестящие трубы, быстро встали вдоль стен и замерли, гордые и понимающие, какие они красивые и замечательные.
Часть третья
Глава 1
Высокий важный человек, капельмейстер или распорядитель, появился позже, сразу же взмахнул обеими руками. Трубы взметнулись кверху, раструбы как диковинные цветы из меди, зал наполнился красивой призывной мелодией.
Я сказал священнику негромко:
— Принесите библию. Побыстрее!
Он покосился на меня с укором.
— Зачем? Она всегда со мной.
— Дайте сюда.
— Простите, ваша светлость…
Я почти выхватил из его рук, подошел к единственному столу и торжественно положил на него книгу. Старинный рукописный текст в латунном переплете с богатым рисунком смотрится очень хорошо и величаво.
— Ваши Величества, — произнес я торжественно, — я прошу вас положить руки на библию и поклясться, что вы будете стойки и последовательны в нашем священном союзе против наглого захватчика, посмевшего нарушить мир. Господь наш всегда против войн, лишь оборонительные или освободительные он принимает и приветствует, так что всегда помните, что бы мы ни делали на этом поприще против нарушившего людские и земные законы Гиллеберда, — законно, и Господь с нами!
Барбаросса первым протянул руку и положил на Библию. Глаза его сверкнули огнем войны.
— Клянусь! — произнес он густым голосом воина.
Найтингейл опустил ладонь на переплет и сказал мягким интеллигентным голосом:
— Клянусь всей душой.
Фальстронг несколько замешкался, явно нарочито, свою значимость можно показывать и в мелочах, наконец коснулся святой книги растопыренными пальцами, не прикасаясь ладонью, вскинул взгляд кверху.
— Клянусь, — сказал он размеренно, — да-да, клянусь.
Найтингейл оглядел всех быстрыми живыми глазами.
— Ваши Величества, — сказал он радушно, — согласно вашим предварительно высказанным пожеланиям на отдых отведен всего час. Затем мы все встречаемся в главном зале… это, вообще-то, не зал, а просто большая комната, где и продолжим… начнем основную часть встречи. Если у вас, конечно, нет других пожеланий.
— У меня нет, — прогудел Барбаросса.
— У меня тоже, — чеканным голосом ответил Фальстронг.
Слуги молча распахнули двери, я предусмотрительно не пошел ни с Барбароссой, ни с Фальстронгом, будет сочтено как нарушение равновесия, вместе с Найтингейлом молча смотрели им вслед, пока оба не скрылись. С Найтингейлом можно, он — принимающая сторона, радушный хозяин, а самое главное — у него маленькое королевство и слабая армия, это не Фоссано и Варт Генц, примерно равные по мощи королевства, что ревниво присматриваются к подобным и более сильным.