Ричард Длинные Руки - паладин Господа
Шрифт:
Каменные башни почернели, от стен несло жаром. Нас проводили во двор, перед воротами широкое пространство, затем улочка вывела на площадь, а посредине – замок: массивный, суровый, без каких-либо излишеств, с повыщербленными стенами, отметинами от камней, бросаемых баллистами. Четыре башни по углам, две черные от копоти.
Всадник сказал с почтением:
– Сэр Нэш велел не подновлять. Пусть все горожане видят, с чего начиналось. И пусть видят также, что люди в замке вынесли куда больше лишений, чем иногда… достается горожанам.
Я покосился по сторонам. Дома выглядят
Всадник вскинул рог, звонко протрубил. Решетка ворот поднялась. Мы прошли через довольно узкий проход, два всадника проедут или одна телега, а во внутреннем дворе нас встретили с факелами в руках челядины.
Всадник велел:
– Благородных рыцарей отвести в… лучше в Западную башню. Приставить к ним слуг. Пусть отдохнут, приведут себя в порядок.
Гендельсон сдержанно и с достоинством поклонился.
– Благодарю вас, сэр…
– Олверт. Сэр Олверт, – представился всадник. – Простите, не сделал этого сразу. Кастелян замка.
Меньше часа понадобилось, чтобы почиститься, а я, к негодованию Гендельсона, еще и помылся. Он зрел в этом некий сатанинский обряд, громко читал молитву и щупал нательный крест. Явился паж, совсем молодой бойкий парнишка в яркой одежде, пригласил в залы.
Внутри замок оказался намного богаче, чем снаружи. То ли для того, чтобы не возбуждать зависть горожан, то ли хозяева в самом деле уродились не кичливыми. Перед нами распахнули двери в главный зал. Гендельсон вошел, ступая как располневшая статуя командора. Доспехи он оставил в предоставленной нам комнате, но все равно двигался враскорячку, а руки держал врастопырку, как борец сумо.
На той стороне у окна женщина в черном платье смотрела в сад. Заслышав наши шаги, медленно обернулась. Тяжелое бархатное платье едва не соскальзывало с обнаженных плеч. Глубокое декольте открыло очень полную крупную грудь, обе половинки молча боролись за место у выреза. У нее было бледное лицо, покрытое едва заметным загаром, огромные глаза, точеный нос и полные чувственные губы. Волосы, здоровые, блестящие, падают на плечи темным водопадом. Изящная бриллиантовая диадема придерживает пряди на лбу, а подобная ей бриллиантовая нить скрепляет платье от плеча до плеча.
В руках она держала крупный черный цветок, только в самой глубине поблескивали, как драгоценные камешки, крохотные тычинки.
Мы почтительно склонили головы. Гендельсон произнес галантно:
– Леди Кантина, мы счастливы быть гостями в вашем замке.
Слабая улыбка тронула ее полные чувственные губы. Взгляд был спокойным, полный достоинства, но теплый, ласковый, дружеский.
– Садитесь, дорогие друзья, – сказала она. – Вот на эту скамью, сейчас сюда придвинут стол. Сэр Олверт сообщил, что вы сразили вожака разбойников, это был знаменитый Шург. А моим людям удалось захватить бежавших… К сожалению, мой муж и повелитель отбыл в Зорр…
– Мы знаем, – сказал Гендельсон с сожалением в голосе, – мы бы поговорили с ним о старых добрых временах, когда вместе ездили на охоту… Это было пятнадцать лет тому, но для меня – как вчера!..
Молчаливый, но довольно улыбающийся слуга принес широкое блюдо с ломтями мелко порезанного холодного мяса. Мои ноздри уловили запах жареного, так что это холодное ассорти только для червячка, а для нас жарят наверняка целого оленя. Мы с Гендельсоном усиленно кормили своих червячков, когда за моей спиной распахнулась дверь, я сразу увидел впереди на стене осветившийся квадрат, где выросла гигантская тень, пахнуло свежим воздухом.
Леди Кантина сказала с осуждением:
– Леди Гильома, как можно!
Глава 13
Я обернулся с куском бараньей ноги в руке. В трех шагах в гордой и даже чуточку надменной позе стояла молодая девушка. Она рассматривала нас спокойно, слегка с вызовом. Чистое хорошенькое лицо, покрыто солнечным загаром, каштановые волосы падают на кожаный колет, через плечо широкая перевязь. Колет заметно оттопыривается в районе груди, но женственность не так бросается в глаза, как ее беспечность и отвага, с которой она смотрит на двух незнакомых мужчин.
Брови вопросительно подняты, руки уперты в бока, подчеркивая удивительно тонкую талию. Там широкий кожаный пояс, с одной стороны оттопыривается кинжал, ладонь другой руки сжимает рукоять узкого меча.
– Так это вы, – сказала она, обращаясь к Гендельсону, – сразили ужасного Шурга?..
Гендельсон встал, поклонился.
Она сказала с восторгом:
– Это просто здорово! С тех пор как папа уехал, этот отвратительный человек постоянно приезжал к воротам и вызывал наших мужчин на поединки. Мама запретила нашим воинам вступать с ним в схватки, ибо он сильнее трех самых сильных мужчин…
– Леди Гильома, – сказала Кантина строже, – веди себя как леди, а не как…
Она запнулась. Девушка одарила нас с Гендельсоном озорной улыбкой, сказала легко:
– Пойду переоденусь, а то мне то нельзя, другое не положено, третье не принято… А потом я приду есть сладкое!
Это звучало как угроза, но леди Кантина не успела раскрыть рот для нового окрика, как леди Гильома удалилась дразнящей походкой, старательно двигая из стороны в сторону ягодицами. Но с ее узкими бедрами это выглядело комично, еще не женщина, подросток, что стремится поскорее стать женщиной, но тянется к мальчишечьим играм, обожает мечи, кинжалы и топоры, которые явно не в состоянии поднять.
– Ешь быстрее, – сказал я Гендельсону, – а то эта леди Гильома выглядит очень проворной… Если она такая и за столом…
Он нахмурился, заворчал, но леди Кантина понимающе одарила меня царственно-материнской улыбкой. Похоже, лорд Нэш иногда острил, а известно, что даже очень красивые женщины, как вот леди Кантина, могут при частом повторении научиться реагировать на шутки юмора.
Гендельсон, дабы перебить мою простолюдинную грубость, заговорил о высокой политике, о кознях императора Карла, потом перешли на тонкости королевского этикета, что претерпел такие разительные изменения, затем снова на политику.