Ричард Длинные Руки - принц императорской мантии
Шрифт:
– Интересное мнение, - проговорила она задумчиво.
– Наверное, вы друг друга стоите. Но мне Создатель не показался таким уж…
Я пожал плечами:
– Наивно думать, что Всевышний не продолжает развиваться. Кроме того, возможно, создавая нас по Своему образу и подобию, Он добавлял или заострял те черточки, которые считал более уместными… или необходимыми? Как отец, бывало, смотрит на детей и старается воспитать их чуть жестче, чем сам, а то слишком интеллигентен?..
Она почти не смотрела на лакомства, что я подсовываю ей прямо под руки, хотя не отказывается, уже измазала
Я смотрел на это сокровище и понимал, что именно вот так выглядит безмятежное безоблачное и бездумное человеческое счастье. Я и сейчас плаваю в нем, как младенец в утробе, наслаждаюсь и всеми фибрами жажду, чтобы эта райская жизнь никогда не заканчивалась.
Она всмотрелась в меня спокойными чистыми глазами, а я сказал с неловкостью:
– Как-то представлял тебя совсем иной.
– Какой?
– Огненной, - пояснил я.
– Ты же вся из пламени?
– Все из пламени, - ответила она серьезно.
– Весь мир.
– Ах, ну да, в этом если смысле… Но ты еще и просто из пламени, более простого, что как бы огонь, понимаешь?.. Вся такая, испепеляющая. Недаром же Адам восхотел чего-нибудь попроще, какую-нибудь покорную дуру… Хотя, честно говоря, с женщинами Адаму не повезло. И с него и пошло.
Она легонько улыбнулась:
– Он был первый, кто вот так… с первой не сумел, со второй вляпался. Но он был благороден и брал на себя все глупости, которые Ева творила начиная с того момента, как сорвала плод с запретного дерева.
– И детей своих, - сказал я сварливо, - воспитала хреново. Ладно, я без намеков. Что еще сделать?
Она покачала головой.
– Ты умеешь делать такие вещи, что я даже пикнуть не смею.
– Уже слышала?
– Многие слышали, - ответила она.
– И стараются понять, откуда у тебя эти странные умения. Только у тебя единственного на всем свете!
Я сосредоточился и, хотя уже напрактиковался, накачал эту магическую мышцу, но для Лилит расстарался, как никогда, создавая как тончайшую и нежнейшую посуду, которую видел только в Эрмитаже, так и самые изысканнейшие блюда, от которых приходили в восторг саудовские принцы.
Она даже не пыталась сдерживаться, ахала, делала огромные глаза, и я понимал со щемом, что тысячи и тысячи лет видела одно и то же, одно и то же, все повторялось и повторялось, и вот только сейчас такой резкий скачок.
Врожденный аристократизм, мелькнула у меня, когда она ела, ни тени жеманства или притворства, все просто и естественно, однако насколько же она сама изысканна в любом жесте, движении, наклоне головы, взмахе ресниц, необыкновенной улыбке!
Широкие тарелки заполнились новыми деликатесами, восточными и западными сладостями, горками мороженого, всевозможными конфетами и крохотными пирожными, которые я часто покупал в то старое доброе время.
Я сел с другой стороны стола, она спросила серьезно:
– О чем думаешь? Ты такой серьезный.
– Что мне особенно странно, - медленно проговорил я, - это отсутствие Сатаны…
Она бросила на меня быстрый взгляд:
– Почему?
– Мы
Она подумала, пожала плечиками:
– Ничуть не странно. Он не боец. Не в том смысле, что трус, он просто презирает эти методы, полагая их слишком грубыми. Он, говоря словами людей, стратег и мыслитель. Он полагает, что решает не сила.
– Верно!
– …а умелое жонглирование доводами, - закончила она.
– Потому он если и будет участвовать, то не проявится явно.
– В смысле, не утерпит?
– Примерно так…
Я представил себе ад и твердыню в самом дальнем углу, гору из камня и стали, передернул плечами и поспешно ухватил фужер с шампанским.
– Не понимаю, - сказал я, - но Люцифер там, в той крепости, где засели мятежники?
– Думаю, да.
– Как же тогда пойдем на штурм?
– поинтересовался я.
– Сатана в сторонке в личине наблюдателя, Авриэль готовится защищать эту крепость, а с нами идет Самаэль…
Она горько улыбнулась одной половинкой рта.
– А еще обещал подняться из четвертой антис-фиры сам могучий Озриель, еще одно из проявлений Самаэля. Мне самой это не так непонятно, как тебе, а невесело… Хотя Самаэль первым из нас, разрываясь отчасти от желания успеть сделать если не все, то хотя бы как можно больше, сумел воплотиться в разные ипостаси, и теперь они настолько стали разными…
– Вижу, - сказал я озадаченно, - но все равно не пойму. Даже умом, хотя у меня не ум, а умшце, что угодно могу понять и объяснить, но такое… гм… даже у меня глаза рогом лезут. Допуская, что ангелы - всего лишь овеществленные мысли Творца, все-таки трудно представить, что мысли могут быть настолько противоречивыми… даже одна мысля способна раз-делиться на подмысли и противоречить самой себе… Нет, надо это умничанье оставить на будущее, а сейчас морду ящиком и - на штурм. За честь рода!
Она спросила озадаченно:
– Какого рода?
Я огрызнулся:
– Откуда мне знать?.. Зато как звучит! Это же как самая лучшая в мире музыка… Я имею в виду, конечно, марши. Ты обожаешь марши?..
– Марши? Почему марши?
– Ты же любишь мужчин? А мужчина, который не обожает марши, это какой-то странный самец. Если к такому присмотреться, обязательно заметишь что-то позорящее наш род, типа интеллигентность, чистая рубашка, манеры…
Она деловито поскребла серебряной ложечкой по дну широкой чаши, собирая остатки шоколадного мороженого, подняла на меня серьезный детский взгляд.
– Ты сам поведешь людей в бой?
– О них речи не было.
– А небесный легион?
– Его ведет Михаил.
Она сказала настойчиво:
– А если Михаилу потребуется помощь? Темных ангелов поведешь?
– Если народ доверит, - ответил я дипломатично.
– Сам я возглавить воинство ангелов вот не рвусь, и все. Но ради победы готов стать и генералиссимусом, не только, подумаешь, архистратигом. Видали мы архистратигов. Десять тысяч архистратигов!
Она смотрела на меня очень серьезно.