Ричард Длинные Руки - принц императорской мантии
Шрифт:
– Есть там гуси, - заверил я.
– Еще какие! Сытые, откормленные… Но ловить их, увы, браконьерство и посягание на власть церкви, так что мы пока не посягатели, секуляризация еще впереди.
Ворота распахнуты, народ выходит, крестясь, но лица просветленные. Что не отнять у церкви, так это умение давать людям утешение и душевный покой, а также настраивать их на благополучный исход любого хорошего дела.
Отец Дитрих медленно переворачивает листы толстой старинной книги, но не Библии, ту узнаю издали.
– Сэр Ричард?
– Да, - ответил я, - удалось переговорить тут с… некоторыми, помощь обещана. Без всяких условий.
– Прекрасно.
– Только, боюсь, ее будет недостаточно.
– Что случилось?
– Говоря откровенно, - сказал я, - небесный легион все это время упивался победой и хлебалом щелкал, а мятежники копили злобу и тайком готовились к реваншу. За несколько тысяч лет они наверняка преуспели! Сейчас их тайную базу и тренировочные лагеря всячески ищут как светлые, так и темные.
Он перекрестился, но лицо оставалось тревожным.
– Слава тебе, Господи, хоть что-то делают вместе!
– Не совсем так, - признался я.
– Ищут темные, а светлые как бы поддерживают. Хотя мы и говорим, что падшие ангелы не пользуются милостью Господа, но это брехня, мы это знаем.
Он сказал мирно:
– Все на свете пользуется милостью Господа!
– Золотые слова, отец Дитрих!
– сказал я с восторгом.
– Только одни большей милостью, другие меньшей. Не пользуйся мятежные ангелы милостью вовсе, Господь бы просто стер их из мира! Но Он и там, в аду, дал им полезную работу.
– Гм…
– Полезную для общества, - уточнил я.
– Они по его заданию обустроили сложную и богато разветвленную пенитенциарную систему со сложной иерархией, множеством наказаний, чтобы именно за содеянное и ничего лишнего, различные виды карцеров и в то же время один день в неделю для отдыха… Это чтоб в день Страшного Суда на свободу с чистой совестью! Однако, отец Дитрих, тревожно то, что мятежники знают все о силах небесного легиона и легиона ада, а вот мы о них ничего не знаем.
Он тяжело вздохнул:
– Это понятно, они готовились долго и тщательно. Но пока ты, сын мой, общался с… осведомителями, я договорился в некотором ином роде. Тебя встретят и примут немедля. Дело неотложное, там понимают.
Я переспросил:
– Отец Дитрих, встретят где?
Он со вздохом потер лоб:
– Я не сказал?.. Третью ночь без сна. Встретят в Ватикане. Кардиналы Гальяниницатти и Гольдонини. Я им доверяю. В определенной степени, конечно, введут тебя в курс дела и помогут по мере своих сил. Гальяниницатти, кстати, был простым крестьянином, когда пошел в священники, а теперь один из высших и влиятельнейших кардиналов! Он самый мудрый в конклаве!
– Благодарю, - сказал я ошалело, - но… какая необходимость?
– Ты Дефендер, - напомнил он.
– Дефендер Веры. В случае крайней необходимости можешь получить доступ к некоторым вещам в Ватикане, которые хранятся пуще зеницы ока. В подвалах под папским дворцом есть тщательно охраняемые склады, где хранятся наши священные реликвии.
– Реликвии?
– переспросил я.
– Тогда почему их не выставить на всеобщее обозрение? Это только прибавило бы церкви мощи и популярности.
Он взглянул косо.
– Сын мой, - произнес несколько сварливо, - церковь не нуждается в еще большей популярности! Но как выставить, к примеру, жезл Моисея, которым пророк распахнул море, открыв проход беглецам?.. Народ тут же начнет требовать, чтобы церковь начала проводить ручьи к их огородам!
– Это бы можно, - пробормотал я, - если бы народ продолжал работать. Но они сразу же сядут на завалинку и будут ждать, что чудеса создадут им счастливую жизнь. Понимаю. Но боюсь поверить, что мне может что-то обломиться!
– Я на это надеюсь, - ответил он уклончиво.
– Если мы приняли решение дать бой Маркусу, нужно использовать все средства!
– Еще бы…
– Даже их, - сказал он горько, - может оказаться недостаточно, чтобы сломить мятежников. А уж Маркус… Потому, сын мой, отбывай немедленно.
Я помялся, спросил осторожно:
– Однако… весьма как?
Он зыркнул из-под насупленных бровей.
– Думаю, - ответил приглушенным голосом, - у тебя есть некоторые средства.
Я посмотрел по сторонам, тоже понизил голос:
– Однако как на это смотрит церковь?
– Церковь против, - ответил он ясным голосом.
– Ты сам только что сказал, что если простым людям дать пользоваться чудесами, они перестанут трудиться в поте лица своего, как неспроста завещал Господь. Потому ни чудес, ни древних вещей как бы не существует. А прибегать к ним должно только в случае крайней необходимости. Самой крайней! Да и то так, чтобы простой народ не знал. Нам можно, ему нельзя.
Я вздохнул с облегчением:
– Рад, что церковь это понимает.
– Отцы церкви, - сказал он строго, - мудрецы, а не фанатики. Они знают по опыту, когда нужно проявить строгость, а когда и снисходительность. Человек слаб, и мудрая церковь именно для таких случаев выработала основополагающую формулу: «Чего делать нельзя, того делать нельзя, но если очень-очень хочется, то можно».
– Мудро, - ответил я.
– Лучше разрешить, а потом велеть покаяться, чем дать нарушить закон по-серьезному. А то потом, раз уж все равно нарушитель и грешник, вовсе пойдут в разбойники! Хорошо, отец Дитрих. Вы вдохнули в меня, так сказать. Еще не понял, что вдохнули, но я весьма! Одна беда…