Ричард Длинные Руки — принц короны
Шрифт:
Рыцари за спиной Карла зашумели. Карл услышал шум и лязг выдергиваемых из ножен клинков. Я наблюдал, как Бернард тронул коня, тот подался на полкорпуса вперед. Бернард сказал зычно:
– Карл, тебе ж предсказали, что въедешь на белом коне в эту крепость? Вот ты и въехал. А сейчас ты выедешь намного быстрее, чем въехал. Мы настолько сильны, что отпускаем тебя, ничтожного дурака. Хотя могли бы, могли бы…
За спиной Карла раздался яростный вопль Локатрантера:
– Чего мы стоим? Карл, мы уже в крепости! Сомнем всех!
Ланзерот молча вскинул руку и сделал ладонью красивый жест в воздухе, словно отпускал на свободу голубя и указывал ему на прощание, как прекрасен этот мир, посмотри…
Карл и его рыцари невольно подняли голову. На всех крышах, на воротах, на стенах – лучники и арбалетчики. И все держат их на прицеле. Ближе всех Беольдр, его огромный арбалет нацелен прямо в голову Карла. Похоже, у Карла сразу стало сухо во рту, а страх затрепыхался в груди. По меньшей мере десяток стрел и арбалетных болтов нацелены именно в него, властелина Горланда, Гиксии, Скарландов. Пусть половину отразят его доспехи, кто-то промахнется, но все равно его пронзенное чужим железом тело сползет под копыта его коня… А уж Беольдр не промахнется точно.
Я видел, что страх и ярость сшиблись в нем с такой силой, что лицо потемнело от прилива дурной крови. Он покачнулся, заставил себя прояснить взор и быстро-быстро понять, что же делать. Да, если сделает хоть шаг, весь отряд истребят стрелами. Но отступить – это нанести такой удар по моральному духу войска, что уже никогда не будет прежним. Было бы красиво выхватить меч и ринуться на этих наглецов, и пусть убьют, но ворота распахнуты, следом ворвутся новые и новые отряды, крепость неизбежно падет…
Но, с другой стороны, что ему с того, что крепость падет и победа будет полной? Крепость займут другие люди, а его бездыханное тело истопчут конскими копытами. Правда, потом поднимут, омоют, умастят благовониями, похоронят в богатом склепе и назовут героем, но что ему от этого? Его уже не будет. А лучше живой трусливый пес, чем мертвый лев…
Но все еще колебался, позор отступить вот так, лучше уж пасть, ибо позор – та же смерть, как вдруг на парапете возникла длинная тощая фигура священника. От воздел руки, закричал тонким голосом, но настолько сильным, что Карлу нестерпимо захотелось закрыть ладонями уши:
– И знайте же, слуги Врага Рода Человеческого, что мощи святого Тертуллиана два дня тому доставлены в сию неприступную крепость… что отныне и вовеки неприступна вдвойне! А вам, слуги ада, гореть в геенне огненной отныне и вовеки веков!!!
Карл ощутил, как, несмотря на угрозу вечного огня, все тело осыпало ледяной крошкой. Он подал коня назад, осторожно развернулся, моля Сатану, чтобы он удержал руки лучников, вломился в уже беспорядочное стадо своих рыцарей.
– Отходим! Отходим! Нет стыда в бегстве!..
Рыцари, цвет его войска, с разбегу сшиблись в воротах, закупорили, кого-то стоптали вместе с конем. Слышался лязг, крики, истошное конское ржание, ругань, блеснул меч. Карл на своем богатырском коне прорвался через упавших. Под стальными подковами его коня трещали панцири, черепа и ребра своих же верных рыцарей, но наконец в лицо ударил свежий ветер свободы. Спасен!
Вырвавшись на простор, помчался к своему лагерю, а уже там закричал страшным яростным голосом:
– Измена! Они предали! Они нарушили слово!
Воины кричали и потрясали оружием, ибо Карл был страшен на своем забрызганном кровью коне под изорванной попоной. Только Черлунг, которого Карл всегда оставлял за себя, бросил на него странный взгляд и почему-то улыбнулся краешком рта. Эта улыбка преследовала Карла весь день, пока не сообразил, что обвинял зоррян в том, что для них, черных рыцарей, было самым естественным делом. Но только пока еще звалось не нарушением договоров и клятв, а военной хитростью, воинскими уловками, целесообразностью в войне…
Я тряхнул головой, это кричат и потрясают оружием здесь, в крепости Зорр, на площади между замком и главными вратами. Счастливые лица, ликование…
По ступенькам торопливо сбегал, наступая на полы рясы, наш священник. На полдороге простер руки, закричал во весь голос:
– Чада мои! Дух воинства Сатаны рухнул в ту черную бездну, откуда и вышел. Они подогревали себя сладким видением въезжающего на белом коне короля Карла в эту крепость! Мы показали, что видение толкуется иначе. Вот оно, исполнилось в точности, но крепость стоит, а король Карл с позором изгнан!
Асмер шепнул с улыбкой:
– Иногда говорит разумно. Как видишь, даже не вспомнил о мощах…
– Но самое главное, – провозгласил Совнарол зычно, он раздулся, глаза засверкали, – у нас отныне есть могучий защитник! Святой Тертуллиан не допустит… Сейчас, дети мои, я вам расскажу о святом подвижнике Тертуллиане…
Я злорадно хмыкнул. Асмер поморщился, ухватил меня за плечо.
– Пойдем, чего уставился? Ишь, расстоялся здесь. Сейчас в церковь, а потом… вообще-то ты дурак, что приехал. За тобой надо вытирать сопельки, а у меня на это нет времени. Да и ни у кого нет. Первые трое суток я запрещаю тебе вообще выходить из помещений, понял?.. Потом…
Он заколебался.
– А потом? – переспросил я едва слышно.
– Потом разрешаю выход во двор, – отрубил Асмер. – И все!.. Да и то ходи под стенами, смотри на небо, под ноги и по сторонам. Понял? Одновременно.
Мы пересекали двор, на другом конце из-за домов выглядывает устремленная к небу остроконечная крыша огромного величественного костела. Костел строгий, отделанный с превеликой тщательностью, без нелепых украшений, варварской роскоши. Невольное благоговение медленно, но верно пошло заползать в душу. Это храм воинов, воинов креста, что несут свою веру с исступлением, в любой миг готовы отдать за ее торжество жизни.