Ричард Длинные Руки — принц короны
Шрифт:
– О, да! – ответила она с жаром. – То и дело проезжают всякие… ну, нечисть!.. Наш доблестный муж почти каждую ночь выходил с ними сражаться, но вот уже утро, а он все не возвращается. Нам страшно и одиноко, ибо никогда еще такого не случалось…
Я снова посмотрел по сторонам:
– Такой мирный лес… Впрочем, не найдется ли у вас запасного коня? А то мой пал…
Она сказала с жаром:
– Не иначе как в битве с драконом?
– Нет, у меня конь был не настолько драчливый. Хотя, кто знает…
– Сэр Ричард, доблестный рыцарь, умоляю…
– Я к вашим услугам, – ответил
– Что вы! – воскликнула она счастливо. – Он всегда так рад, так рад!.. В нашей глуши так редко встретить живого человека…
Она щебетала, пока мы шли к замку, подпрыгивала на одной ноге, срывала головки цветов, порывисто подносила к сияющему лицу и так же красиво отбрасывала, срывала другие.
Широкая дверь распахнулась, а в высоту она как раз такая, чтобы выпускать очень рослого всадника на рослом коне. Я снова подумал, что не хотелось бы встретиться с таким дядей. С мечом я все еще не очень, а если хозяин вызовет на поединок по всем правилам, то мне хана. В турнирной же схватке меня сшибет и Буратино своим длинным носом, не то что рыцарь копьем.
Створку двери держали двое угрюмых и страшно лохматых слуг. Едва мы вошли, слуги отпустили дверь, и та захлопнулась сама, словно ее притянуло магнитом. Впрочем, могут быть хитроумные противовесы, изобретенные еще Архимедом.
Зал блистал. Все свечи зажжены, под потолком огромная люстра, под стенами с десяток статуй в полном рыцарском одеянии, кто с мечом, кто с топором, двое с копьями, но все со щитами. В глазах зарябило от множества гербов. По обе стороны двери, ведущей из этого зала дальше, огромные статуи из темного камня, что-то вроде вставших на задние лапы фараонов. Сама дверь обита широкими желтыми полосами, должно быть медными, хотя сознание мне почему-то нашептывает, что это может быть и золото. В беспорядке блестят крупные драгоценные камни. Ну, драгоценные, полудрагоценные или четвертьдрагоценные – мне все едино, я в них не копенгаген, для меня они разнятся только по цвету, все-таки не дальтоник, да еще по размеру.
Две молодые женщины бросились навстречу, и снова мне бросилось в глаза чрезмерное обилие блестящих камешков, словно здесь живут в постоянной готовности к разводу по закону шариата.
– Доблестный сэр…
– Сэр Ричард, – подсказала леди Мирагунда. – Владетель Киряндии. Он отдохнет у нас и побудет нашей защитой, пока вернется наш супруг и повелитель…
Обе женщины расцвели улыбками, кланялись, смотрели заискивающе, стараясь понравиться. Я тупо кланялся тоже, слова «наш супруг» говорят, что здесь мужик живет крутой, прямо фундаменталист, а эти женщины совсем не против многоженства. Хотя, похоже, многоженством и не пахнет, жены всего три, а ведь даже строгий ислам допускает четырех. Это князь Владимир да Соломон были многоженцами… с нашей и исламовой точек зрения, но не точки зрения Гиксоса Первого.
Меня раздели, правда, не жены, а две молоденькие и хорошенькие служанки. Посадили в бочку с теплой водой, мыли, терли, чесали, поливали сверху, а когда я выбрался, то в самом деле ощутил себя освеженным и даже отдохнувшим.
Леди Мирагунда и вторая женщина, тоже жена, ждали в небольшой уютной комнате, такой же богатой, с массивным столом и стопкой толстых фолиантов, массивными креслами. Еще вдоль стены располагался массивный шкаф. Из-за толстого венецианского стекла смотрели кожаные корешки книг.
Я остановился посредине, моя голова учтиво склонилась в поклоне. Леди Мирагунда указала на кресло напротив. Вторая женщина улыбнулась, стрельнула игриво глазками.
– Располагайтесь, доблестный рыцарь. Сейчас принесут еду и напитки.
Я застыл, ибо прямо передо мной на стене поясной портрет крупного мужчины с густыми бровями, могучими надбровными дугами и выступающей нижней челюстью, похожей на сползающий в океан гренландский ледник. Глазки маленькие, колючие, вид надменный, суровый, но где я видел этот расплюснутый нос…
Мороз прошел по коже. Да, это именно он звал меня по имени, он изрубил мой плащ и не дал выспаться. На портрете он в дорогих одеждах, скован обычаями и приличиями, ведь он барон и владетель замка, но по ночам позволял себе расслабиться и побалдеть вволю, оттянуться по полной, сбросить с себя всю шелуху обрядов, культурки, обычаев, поповщины, быть самим собой…
– Это наш супруг, – сообщила леди Мирагунда с гордостью. – Он непобедим в сражениях! Быстр, как леопард, как лев, а силен, как слон!.. Он всегда возвращается с богатой добычей!
– А где он ее берет? – спросил я осторожно.
Она удивилась:
– Как где? Оживленный тракт, мимо то и дело едут всякие… Он берет со всех плату за топтание!.. Да-да, за топтание его земли, как принято.
– А если кто-то отказывается платить?
Она довольно заулыбалась:
– Тогда вправе взять все.
– Полагаю, – пробормотал я, – что он часто так и делал.
Леди Мирагунда кивнула с победоносным видом:
– Ведь он герой!
– Спасибо, – ответил я, – но мне надо… дальше. Была схватка. В которой я потерял друзей. Кто-то, возможно, лежит, истекая кровью. Я мог бы помочь, будь у меня конь. Не могли бы вы одолжить мне хотя бы лошадь? Возможно, мои скромные усилия кому-то помогут, кого-то спасут…
Женщины смотрели обиженно. Леди Мирагунда сказала пылко:
– Вы просто обязаны остаться, доблестный сэр Ричард! Наш муж, вернувшись, поблагодарит вас… И он одарит вас достойным вас конем! А вы к тому же как можете оставить нас одних? Дождитесь его!
Я покачал головой. Как сказать красивше, не знал, брякнул в духе сержанта ВДВ:
– Как же, дождешься его из ада!
Женщины ахнули в один красивый музыкальный голос. Леди Мирагунда ахнула тоже, отшатнулась, из-за чего на блузке отлетел крючок, но я не опустил взор, а она спросила непонимающе:
– Из ада? Вы хотите сказать, что он погиб?
– Как жук под лягушкой, – подтвердил я. – Больше ему не сражаться с нечистью, не таскать ее добычу.
Женщины ахнули снова. Мирагунда спросила:
– Откуда вы знаете?.. Ах, вы сражались с ним?
Я слишком поздно понял, что «сражаться с ним» можно понять как плечом к плечу супротив нечисти, что смеет проезжать мимо на торговых повозках и даже носить на шее кресты, и брякнул сразу, что характерно для нынешнего честного мира, но не для моего: