Ричард Длинные Руки – принц
Шрифт:
— Ты говоришь о других демонах, сын мой. Как известно, до грехопадения Адам был бессмертным. Как, впрочем, и Лилит. Они нарожали массу детей. Хотя Лилит не имела души, это не мешало их… союзу. Да и когда мужчине мешало отсутствие души у женщины? Но однажды Господь объявил, что отныне человек будет властелином всего сущего, хозяином вселенной и всего, что в ней есть… и часть ангелов, как ты помнишь, были весьма даже недовольна.
— Помню, — сказал я и уточнил: — По старым книгам.
— Вот-вот, — проговорил он мирно, — но только Лилит сразу резко и решительно отказалась
Я спросил хмуро:
— И только со временем их перестали считать людьми и нарекли демонами?
Он ответил невесело:
— Их расплодилось столько, что у них теперь свой мир, скрытый от потомков Евы.
— Отец Дитрих, — спросил я, — но у Адама же была душа? Почему у них…
— У них тоже, — ответил он, — у некоторых… Но души даже у людей, бывает, гаснут, а уж у демонов неистовая звериная натура Лилит подавляет все человеческое… Первое потомство Адама и Лилит почти ничем не отличалось от людей, ты наверняка слышал о стоккимах, нефилимах, рефанах, но когда пошли плодиться в своем кругу, они все больше уходили от первых, а огненная природа Лилит все больше брала верх. Сейчас это… просто демоны.
Я зябко повел плечами, вспомнив демонов, что помогли мне одолеть могучего мага на Юге.
— Демоны бессмертны, — сказал я, — но не креативны. И с каждым тысячелетием… а теперь все быстрее, попадают в зависимость от людей, магов, что ухитряются отыскивать их слабые места. Это опасно, отец Дитрих!
— Знаю, — сказал он. — Церковь постоянно укрепляет защиту против демонов.
Я сказал с неловкостью:
— Вообще-то надо не против демонов…
Он задержал чашку у рта и посмотрел на меня поверх с вопросом в глазах.
— Сын мой?
— А против магов, — пояснил я. — У демонов свой мир, и они отделяются от нашего все больше. А маги стараются получить над ними власть и заставить действовать в нашем мире! Вопреки воле самих демонов.
Он подумал, покачал головой.
— Защиту нужно укреплять против всего, что грозит нам, сын мой. Это как на войне, сперва перемалываешь армии противника, прежде чем доберешься до тех, кто их направил… А так да, конечно, лучше всего было бы сразу убирать тех, кто командует!.. Но неужели тебе кажется, что первым додумался ты?
Я поежился, вспомнив попытки достать меня мечами, когтями, магией, женщинами…
Он допил, со вздохом сожаления опустил чашку на стол и поднялся.
— Надо успеть поспать перед дорогой.
Я подхватился, взял его под локоть и бережно проводил до двери. Он обернулся и перекрестил неподвижную эльфийку.
— Мудрый ход, сын мой… Хоть и забегаешь далеко вперед. Надеюсь, у тебя
Он не уточнил, что такое «это», вышел, и лишь когда дверь закрылась, Лалаэль перевела дыхание.
— Уф… Как я его боюсь!
— Почему? — спросил я. — Он хороший.
— Он замечательный, — возразила она с пылом. — Но это как огромная сверкающая гора, что надвигается и надвигается… Я чувствую такую ужасающую мощь, что может сметать горы…
— Понятно, — сказал я, — ты боишься, как тушканчики страшатся приближения грозы с громом и молниями, хотя гроза приходит вовсе не из-за тушканчиков…
— Я тебе не тушканчик!
— Еще какой, — заверил я. — Прямо тушкан. Принцесса тушканчиков.
В коридоре послышались голоса, я не успел прислушаться, как сама по себе отворилась дверь, в комнату вошла цветущая и радостная Бабетта. Все так же налита солнцем, золотые волосы падают на спину в подчеркнутом и строгом беспорядке, губы — спелые черешни, в глазах смех, на щеках сильный и здоровый румянец.
— Рич, — сказала она щебечуще, — какие у тебя красивые мужчины в охране!.. Но ты все-таки ярче. И намного интереснее!..
Я пробормотал ошалело:
— Бабетта… Ты умеешь удивить…
— Я такая, — заявила она, увидела эльфийку в кресле, моментально умилилась: — Ой, какая хорошенькая!.. Рич, у тебя прекрасный вкус!.. Я даже не предполагала и… знаешь, начинаю ревновать.
Я фыркнул, как большой боевой конь на краю поля битвы.
— Ну да, ревновать, слово-то какое!.. Ты хоть знаешь его значение? Жаль, у меня нет толкового словаря, а сам объяснить не сумею…
Она продолжала рассматривать испуганную эльфийку очень внимательно и оценивающе.
— Она не просто хорошенькая, — комментировала она так, словно рассматривает на рынке щенков в корзине, — она… она прекрасна!.. Давно не видела эльфов. Как тебе удалось? Хотя тебе все удается, вон меня как сумел, я и опомниться не успела.
Я сказал мирно:
— Садись вот сюда. Вино?.. Мясо?.. Ты еще не перешла на человечину?
Она грациозно опустилась в кресло, глаза живо блестят, захохотала весело и непритворно:
— А что, пора?.. Знаешь, ты прав, когда все в жизни перепробовано, может быть, стоит… как думаешь?
— И что останавливает? — поинтересовался я.
Она посмотрела с хитрой усмешкой.
— А откуда идея, что я остановилась?
— Чутье.
Она пожала плечами.
— Не знаю даже. Какой-то страх… Нет, не моральные запреты, а нечто иное… Может быть, то, из чего и возникли эти дурацкие моральные запреты? В общем, пока не решаюсь…
Слуга внес на подносе вино, жареное мясо и белый рыхлый сыр, нарезанный толстыми ломтями. Я взял кувшин и собственноручно, с предельной галантностью, налил ей в кубок.
Она наблюдала, как темно-вишневая струя слегка выгибается дугой, медленно взяла, в задумчивости повертела ножку в пальцах, продолжая рассматривать слегка вспененную поверхность.
— Вообще-то, — проговорила она с хитрой усмешкой, — я знаю о твоей способности создавать вино и еду…
Я открыл и закрыл рот, потом сказал с неловкостью: