Ричард Длинные Руки – принц
Шрифт:
Она легко вспорхнула из кресла, вся, как рождественский ангел, нежная и зовущая, улыбнулась игриво и сделала шаг к двери, что снова сама распахнулась навстречу.
Уже из коридора послала мне обольстительно-сочувствующую улыбку, в которой были и сожаление, и нежность, и дружеское участие.
Дверь со стуком отрезала ее от нас, но Лалаэль не двигалась, пока в коридоре звучал перестук каблучков, а когда повернулась ко мне, ее огромные глазищи были полны недоумения.
— Не понимаю…
— Я
Она покачала головой.
— Нет, мой господин, я не понимаю… Она — зло, огромное и могучее зло, но вредить тебе почему-то не собирается. Совсем напротив…
— Это как? — спросил я.
Она сказала растерянно:
— Не знаю… Это сложно. Она словно бы должна ударить тебя… и защитить от этого удара!.. Не понимаю я людей.
— А кто их понимает? — изумился я. — Это такие двуногие птицы без перьев… Я вот не понимаю, как Господь творил человека по своему образу и подобию! Сколько ломал голову, но не понимаю.
Она пискнула:
— Спроси у отца Дитриха.
— Чтоб он меня на костер?.. Нет уж, надо самому думать. Особенно хорошо о таком абстрактном думается, когда нужно делать что-то важное, срочное и конкретное. Вот тогда мы все философы заоблачные…
ГЛАВА 11
За окном звон мечей, два громадных рыцаря с ревом рубят один другого тяжелыми мечами, от щитов обоих уже отрублены края, на шлемах срублены перья, но одни дерутся отчаянно, что и понятно: один в цветах моей армии, другой ламбертинец.
Подобные поединки вспыхивают на каждом шагу, все они называются дружественными, якобы просто интересуются боевыми приемами друг друга, но обычно заканчиваются весьма ожесточенно.
Я сжал челюсти, но смолчал. Нет смысла издавать запреты, скоро уйдем отсюда… если, конечно, не найду повод зацепиться и оставить эти земли под своей властью в той или иной мере.
В дверь заглянул Динальд, телохранитель, красивый и рослый, он из знатнейшего рода Сен-Мари, едва ли не самого древнего в королевстве, но считает честью охранять мои покои и мою шкуру.
— Ваше высочество, — сказал он почтительно, — в Истанвил только что в большой спешке прибыли послы из королевства Вендовер.
— Ого, — сказал я, — быстро они. Где сейчас?
— Ждут аудиенции, — сообщил он.
— Пусть им отведут хорошие комнаты, — распорядился я. — Не лучшие, а так… средние.
Он покачал головой.
— Говорят, будут ждать, когда вы сумеете их принять.
Я подумал, поколебался, есть соблазн подержать их подольше, а то и назначить прием на завтра или послезавтра, однако это мало что мне даст, потому сказал после минутного
— Через час в малом тронном зале.
— Сообщить, что примете?
— Да, — сказал я нетерпеливо. — Сообщи!
Он скрылся, эльфийка вздрогнула и отшатнулась, когда я повернулся к ней и посмотрел взглядом собственника.
— Ты чего? — пропищала она в ужасе. — Ты чего такой? Я с тобой не пойду!
— Вообще-то, ты должна сидеть рядом, — сказал я. — Народ должен привыкать видеть тебя возле олицетворения власти.
Она пискнула:
— Это ты так о себе?
— Да.
— Ничего себе олицетворение…
— Однако, — сказал я после паузы, — на этот раз освобождаю от этой приятной, я же вижу, и ах какой почетной повинности. Но потом заставлю отработать вдвое.
— Хорошо-хорошо, — согласилась она, — лучше потом. Когда привыкну. Если привыкну.
— Куда денешься, — сказал я.
Через час я неспешно отправился в указанный зал, за мной сразу же пошли двое из телохранителей и один монах, хотя другие монахи и так распределены по всем коридорам и залам, где я должен или могу проходить.
Лалаэль оставил в личных покоях герцога вовсе не потому, что пожалел, я уже начинаю гордиться безжалостностью, но речь может зайти о пленнице, а это будет перебор, когда и эльфийка, и Бабетта, а потом еще и Ротильда…
По дороге присоединились некоторые лорды, все стараются быть рядом с государем, когда тот принимает иностранных послов или вообще ведет приемы. Таким образом их запоминают, запоминают, что эти люди близки к тому, от кого зависит их судьба, а репутация в этом мире значит очень много.
У самых дверей зала увидел Ханкбека, беседующего с гигантом, похожим на огра в одежде человека: голова сидит прямо на плечах, шеи не видно, а шляпа совсем чудовищная…
Ханкбек умолк и поклонился, огр обернулся, я чуть не плюнул, узнав Шварцкопфа.
— Дорогой Армин, — сказал я в сердцах, — кто вас так обрядил?.. Местные модницы? Никого не слушайте, одевайтесь по своему выбору. А сейчас оба будьте при мне.
Шварцкопф виновато развел огромными и толстыми, как стволы деревьев, руками.
— Ваше высочество…
— Думаете, — сказал я едко, — все закончилось?
Шварцкопф ответил с тяжелым юмором:
— Ваше высочество, мы же видим, с кем пошли!
Перед нами поспешно распахивают двери и кланяются, кланяются, это уже местные, ламбертинцы постепенно возвращаются к своим обязанностям.
Я прошел к трону, уселся в царственной позе и напомнил себе, что отныне я уже принц, и вообще — победитель, потому я диктую, и какие бы важные и внушительные с виду люди ни появились, это они должны слушать меня, внимать мне и кланяться мне.