Ричард Длинные Руки - принц
Шрифт:
— Неужели вы в таком ужасе живете?
Я сказал бодро:
— И в аду, когда обживешься, так совсем ничего!.. Не трусь, тебе здесь понравится. Смотри, как тихо, мирно и безопасно. В коридоре, можешь выглянуть, самые сильные и отважные воины, что охраняют нас с тобой!
— Тут даже стены страшные, — сказала она сердито. — Они же из камня, можешь себе представить?
— Правда? — спросил я пораженно. — Ух ты, в самом деле… Надо же! Ладно, привыкнем.
ГЛАВА 3
В
С другой стороны, никакого нарушения, я обещал, что простые воины не войдут в город, имея в виду для развлечений, драк и грабежа, а вот так — это просто единицы по поддержанию правопорядка.
В Истанвиле, как и в любом другом крупном городе, всегда существуют преступники. В такое время воришки и грабители оживляются, что для меня весьма кстати.
На другой день, когда мы с Альбрехтом намечали планы насчет будущего герцогства, Растер ввалился, тяжелый, как вставший на задние лапы носорог в доспехах, перепугав эльфийку, и с удовлетворением доложил, что наши поймали воришек даже больше, чем городская стража.
— Прекрасно, — сказал я. — Просто прекрасно! Всех повесить на городской площади. Если не поместятся на старой виселице, срочно поставить новую, покрасивше.
Альбрехт тяжело вздохнул, поморщился. Растер посмотрел на него, потом на меня исподлобья.
— Сэр Ричард?
— Мы за прогресс и культуру, — объяснил я, — так что вешать придется много. И часто.
Он хмыкнул.
— Ну, если за культуру… А что графу не так?
Альбрехт снова скривился, я сказал презрительно:
— А он этот… интеллигент…
Альбрехт буркнул:
— Стоит ли показывать нас такими жестокими?
— Нужно, — подчеркнул я. — Обязательно. Во-первых, простой народ просто обожает, когда вешают, а не сажают. Когда повесили, всем понятно — больше воровать не будет. Все четко и понятно. Народ любит четкость. Кроме того, мне нужно выглядеть не просто строгим отцом народа, но еще и хотя бы на несколько дней просто кровавым деспотом, которому слова поперек не скажи.
Растер смолчал, но Альбрехт переспросил:
— Кровавым деспотом? Зачем?
— Кровавых деспотов, — объяснил я, — народ все равно любит и уважает. Почему — не знаю. Сперва я думал, что тиран на троне обычно душит лордов, а народ злорадствует, но вспомнил, что тех, кто душил точно так же и простых… и все равно и чтут, и славят.
Растер сказал:
— Так я пойду распоряжусь. Вы правы, сэр Ричард, город надо чистить. И вообще все страны.
Альбрехт подождал, когда за ним захлопнулась дверь, спросил с подозрением:
— Так зачем?
— Кое-что подготовил, — ответил я туманно, — а пока, дорогой Альбрехт, ввиду того, что вы быстрее всех находите общий язык с туземным населением, подберите из них хотя бы с полдюжины лордов, что коронуют меня.
Он охнул, отшатнулся, но затем так широко заулыбался, что это уже и не Альбрехт, а какой-то подменыш.
— Ого, наконец-то!
— Эрцпринцем, — договорил я. — Или… принцем. Пока думаю, еще не решил. Вопрос же важный, как думаете?
Он скривился, словно вместо вина хлебнул крепкого уксуса.
— Кем-кем?
— Что-нить принцевое, — ответил я. — Думаю, этого будет вполне весьма.
— Как скажете, ваше высочество, — ответил он с ехидной смиренностью. — Но… что-то случилось? Раньше вы не проявляли такого влюбленного пыла. А тут вдруг сами возжелали титул повыше, мантию погорностаивее…
— Надо, — отрубил я. — Ветер времени. И зов эпохи.
— Но мы можем, — предложил он, — и сами вас это… нет-нет, что вы так глазками! Я имел в виду коронацию. Три армии!.. Не только эрцпринцем, но даже… да кем восхотите!
— Местные тоже должны участвовать, — пояснил я. — Во-первых, любой принц повыше их герцога, а во-вторых… Кстати, а почему тут только герцоги, а никто никогда не объявлял себя королем?
— Какое-то заклятие, — ответил он равнодушно, — или проклятие, не помню. Слышал давно и краем уха. Так что во-вторых?
Я сказал мстительно:
— Узнаете после коронации.
Дворец герцога строился и совершенствовался, как заметно невооруженным глазом, на протяжении многих поколений. Так обычно и бывает, жизнь идет неторопливо, соборы вообще строятся по несколько веков. Эту неторопливую поступь я видел не только в некоторых деталях архитектуры, но больше чувствовал по уюту.
В то время как в большинстве королевских дворцов гуляют сквозняки, а зимой жизнь сосредотачивается в двух-трех комнатах, которые легче отапливать, здесь во всем громаднейшем здании с десятками залов и сотней комнат всегда тепло и сухо, а магический свет медленно загорается с наступлением сумерек и ярко горит всю ночь.
В первую же ночь я обнаружил свечи только в спальне, здесь освещать или не освещать — твое дело.
Интересно, что в верхних этажах, куда должен бы подниматься прогретый воздух снизу, он такой же и по свежести и чистоте, как и на первом, что значит, многие поколения что-то да добавляли к уюту.
Эльфийка ходила за мной, как цыпленок за мамой, всему изумлялась, но сама страшилась заглянуть даже в приоткрытую дверь.
— Ты, — повторял я настойчиво, — здесь хозяйка. Не гостья, а хозяйка. Даже когда я уеду, на тебя будут смотреть и наши, и местные, как на светлого ангела, и радоваться, что у них такое дивное существо…
Она вскрикнула, не слушая:
— Ты уедешь?
— Ну а как же? — сказал я досадливо. — Мужчины всегда уезжают по делам. Потом возвращаются с мамонтами на плечах. Я уеду, потом вернусь, потом снова уеду… поняла?