Ричард Длинные Руки – рауграф
Шрифт:
Он уловил сарказм, спросил подозрительно спокойно:
– О чем же?
Я сказал злобно:
– О корове соседа, чтобы сдохла, о кладе в огороде, о большом урожае на поле, где ни разу не пропалывать сорняки и не поливать… Да вообще все просят, чтобы Творец выполнял за них всю грязную и тяжелую работу! И как такие люди могут быть хорошими христианами?
Кардинал сказал с жестокой ноткой в голосе:
– Сэр Ричард, нельзя быть б'oльшим христианином, чем папа римский.
В его усталом голосе звучало предостережение, а от прелатов вообще веяло холодом, словно
Отец Раймон подвигался на своем месте, кашлянул, а когда все посмотрели на него, сказал почти виновато:
– Может быть, наконец вернемся к тому, из-за чего пригласили сэра Ричарда?
Он единственный, кто не говорил «вызвали», «велели», а именно «пригласили», всякий раз напоминая им, что я не в их инквизиторском застенке, что я все еще лорд, а не заключенный.
Кардинал буркнул:
– Спасибо, отец Раймон, за напоминание… Сэр Ричард, у нас есть сведения, что вы поддерживаете еретиков.
– Это ложь!
– Есть сведения, – продолжал он неумолимо, – что вы быстро ведете Церковь к расколу…
– Я не могу вести ее к расколу, так как я майордом, а не архиепископ или кардинал!
Он покачал головой:
– В нашей истории немало случаев, когда один-единственный священник мог расколоть Церковь. И раскалывал весьма успешно…
– Но не государь!
Он снова покачал головой.
– Бывали государи…
Я промолчал, вспомнив не только о Мартине Лютере, но и короле Генрихе, который ради прихоти жениться на одной из фрейлин королевы объявил Англию свободной от папской власти, ибо папа запрещал развод с прежней королевой Екатериной.
Кардинал посматривал на меня с торжествующей ухмылкой. Я сказал жестко:
– Я не собираюсь опровергать домысли и предположения. Выкладывайте факты! И тогда я отвечу. А пока, святые отцы, если у вас нет более существенных вопросов, то я с вашего разрешения откланяюсь!
Глава 13
Меня снова колотило, когда я выходил из гостевого домика. Никогда еще не чувствовал такого бешенства, просто удивительно, как можно довести до белого каления умелой улыбочкой, словно невзначай брошенной фразой, косым взглядом…
Надо держаться, сказал я свирепо. Надо, иначе я их завтра же прирежу… а то и сегодня ночью.
В покоях я бросил шляпу на крюк, но промахнулся, Бобик поймал ее на лету и, вместо того чтобы растерзать в клочья, принес мне и посмотрел в глаза внимательно и сочувствующе.
– Ну вот, – сказал я, – даже ты меня жалеешь…
В дверь ворвался Жерар, я грозно нахмурился, но он прокричал звонко:
– Сэр Ричард, сэр Ричард! Ох…
Я напрягся, не дай Бог еще что-то вроде такой же напасти, как эти из Ватикана, в зале мертвая тишина, часовые неподвижнее каменных статуй, в комнату вбежали сэр Ришар и барон Альбрехт, а мой секретарь перевел дыхание и договорил высоким вибрирующим голосом:
– К вам прибыла эскадра кораблей!.. Таких огромных, просто я не знаю… Никто таких не видел. Говорят, они с Юга. Называют вас маркизом и говорят, что обещали их встречать на берегу!
Я вскочил, едва не опрокинув стол. Сердце забухало в таком ритме, что едва не разломало грудь, как плененный Рустам темницу.
– Как? А те пираты, что сожгли Тараскон…
Граф Ришар и барон застыли, переводя взгляды с меня на Жерара и обратно, а он прокричал счастливо:
– Пираты, что сожгли порт Тараскона, на обратном пути наткнулись на этот флот! Этих пиратов побили, часть взяли в плен и привезли в оковах!
Его глаза вылезали из орбит, а рот расплывался до ушей. Я завизжал, как придушенный поросенок:
– Видели? Нет, вы видели?.. Кто против нас, если Бог за нас?.. Граф Ришар, примите дела, замещайте меня во всех вопросах, а я должен встретить адмирала Ордоньеса.
Жерар подтвердил, глядя на меня вытаращенными глазами:
– Да, так зовут их вожака.
Я сказал радостно:
– Чего вытаращил зенки? Я его сам отправлял с того берега!
Бобик ринулся вперед, как стрела, но тут же опасливо вернулся и уставился блестящими от возбуждения глазами: не чудится ли ему, что снова вместе, снова в пути, снова без множества надоедливых людей.
– Я тебя люблю, чудище! – крикнул я весело.
Он завизжал, подпрыгнул на всех четырех, ухитрился лизнуть меня и снова унесся вперед напролом, срезая зигзаги. Огромный черный арбогастр мчался следом, как сгусток гремящего мрака. Земля стонет под его весом, а от широких, как тарелки, копыт остаются глубокие следы. Я старался не зарываться в густую гриву, это мое королевство, и я отвечаю за него, что бы там ни говорили о короле Кейдане.
Справа и слева навстречу струился блистающий мир, сливаясь в яркие солнечные полосы, исчезал за моей спиной. Я не успевал рассматривать то, что близко, но надо мной все то же синее небо, а под копытами коня мерцающая поверхность, что становится то зеленой, то серой, то песчано-желтой.
Из-за невысокой горной гряды выдвинулся лес мачт, Бобик оглянулся и требовательно гавкнул.
Я крикнул возбужденно-радостно:
– Держись ко мне поближе! Я не хочу сделать подданных заиками.
Вдали на якорях три больших корабля со спущенными парусами, но у береговой отмели множество рыболовецких лодок, простых и незатейливых, которые не жаль и потерять, если нагрянут пираты.
Сожженную пристань не восстановили и, похоже, восстанавливать не собираются. Страх перед пиратами слишком велик, я чувствовал, как во мне разгорается гнев, но заставил себя вспомнить, что это же мои долгожданные корабли адмирала Ордоньеса, и направил Зайчика прямо в порт.
На пирсе несколько оборванных бродяг, уже пьяные, прокричал с седла:
– Где сейчас адмирал Ордоньес?
Один, наиболее трезвый, ответил заплетающимся языком:
– У бурграфа города… сэра Ричарда… Господи, да это и есть наш господин!.. Счастье-то какое…
Остальные повернулись и уставились сияющими, как у Бобика, глазами, только что хвостом не завиляли.
– Это хорошо, – крикнул я. – Но где у него? В ратуше?
– Нет, – ответил он с готовностью, даже протрезвел чуть, – в вашем собственном доме!