Ричард Длинные Руки – сеньор
Шрифт:
Рихтер застыдился, замахал ручками, сказал виновато:
– Маг, конечно же, маг… Просто это так неожиданно… Но вы уверены…
Он не договорил, глядя опасливо на мои пальцы. Я сказал самоуверенно:
– Щас проверим!
И – щелкнул пальцами. Демон мгновенно возник в трех шагах от меня, уже вне пентаграммы, смотрел на меня с ожиданием.
– Все в порядке, – сказал я. – Проверка связи. Выход из программы. Эскэйп.
Он исчез так же молниеносно, как и появился. Рихтер стоял с распахнутыми, как блюдца, глазами и отвисшей челюстью. Я улыбнулся ему и спустился
Часть 3
Глава 1
На кухне пеклось, жарилось варилось, тушилось. Процесс приготовления пищи, так это называется по-умному, длится десять минут, но это там, сейчас это простое деяние занимает ровно три с половиной часа, так утверждают специалисты. Я же, проходя через кухню и поводя носом, могу подтвердить и добавить, что здесь этот процесс не утихает ни на минуту, разве что ночью передышка, но печи не успевают остыть, все начинается сначала: завтрак надо приготовить раньше, чем поднимутся мужчины, хлеб испечь, то да се, все готовят из свежего мяса, несчастные не знают прелестей перемороженного в холодильниках мяса…
Девушка, пышная и крепенькая, как молодой бычок, низко нагнувшись, подкладывала в печь березовые поленьица. Я остановился, засмотревшись, полюбоваться было чем, она как ощутила, разогнулась и повернулась в одно быстрое движение, раскрасневшаяся, с блестящими глазами и ямочками на здоровом румяном лице. Низкий вырез на платье открывал два белоснежных полушария, я не пожалел, что она сменила позу.
– Ваша милость, желаете обед?.. Или что-нибудь еще?
Улыбнулась приглашающее, я подумал, прислушался к себе, вроде бы есть еще не хочется, но, с другой стороны, надо есть, когда дают, а то больше не предложат, согласился:
– Давай. Только не в танцевальном зале. Что-нить попроще. И кликни Гунтера.
Когда на столе появились широкие тарелки с мелко нарезанным мясом, а передо мной поставили жареного гуся, я объявил:
– Зигфрид и Сигизмунд – остаетесь охранять замок. Гунтер – поедешь со мной. Как проводник, толмач и все остальное. Пора навестить мои села. Массы должны знать своего вождя и отца народа. К тому же выясним, кого взять на службу в замок. И на охрану. Еще надо отыскать умельцев, что будут делать луки.
Зигфрид и Сигизмунд покривились, уже знают, что где я, там и драка, словно драку ношу с собой, а любая драка – это шанс совершить подвиг, с другой стороны не так обидно остаться вдвоем. Гунтер же сказал осторожно:
– Но оружейник уже делает…
– Он в руководстве, – прервал я. – Или на самой завершающей операции. Производство луков надо на конвейерную основу!.. Как думаешь, наберем умельцев?
Он пожал плечами.
– Если у вашей милости есть, чем платить… а у вас есть, то народу свободного много. Отберем самых лучших.
Из конюшни выводили коней, Гунтер на всякий случай взял с собой двух воинов, непристойно-де такому сеньору, как Ричард Длинные Руки, выезжать в сопровождении одного человека.
У ворот целая толпа окружила тушу металлического зверя, несколько человек лупят молотами, слышится торопливая ругань, заверения, что вот уже подается, вон там намечается трещина, еще чуть-чуть – и можно будет отдирать первую пластину, из чего же она сделана такая тонкая, но ни одной царапины, как ни лупи…
А на противоположной стороне двора, под стеной церкви, из двух огромных каменных блоков каменщики уже выдолбили по каменному корыту. Из туннельной дыры ворот, поддерживая под руки, двое вывели немолодую женщину. Я всмотрелся в нее внимательнее, сохранившую следы былой красоты и несомненного величия, словно совсем недавно была королевой. Да, и сейчас идет гордо, хотя лицо измождено, сама высохла, как палка, одежда на ней висит, а это ее, не с чужого плеча, видно, однако вместо златого пояса, что по цвету должен бы опоясывать ее стан, там веревка, простая веревка…
Пока я с недоумением смотрел на странную гостью, за спиной раздался треск, грохот копыт прогремел сухо и часто. Послышались испуганные крики. Мой конь выметнулся, как черный вихрь, быстрый, стремительный, словно перетекающий из одного состояния в другое, грива развевается без ветра, словно наэлектризованная, острые уши торчком, в глазницах плещется зловещее багровое пламя. Когда оскалил белые хищные зубы, совсем не лошажьи, даже у меня по коже пробежала дрожь.
Конь уткнулся в мое плечо мордой. Ноздри мягкие, бархатные, я осторожно погладил их, не удержался, обнял умную голову и поцеловал.
– Тебя здесь хорошо кормят?
Конюх сказал торопливо:
– Отборным зерном!.. Правда, потом…
– Что?
– Съел перегородку. Другие кони подняли шум, он ходит по конюшне и высматривает, кого бы обидеть…
Я поцеловал коня в ноздри, сказал укоризненно:
– Зачем же драться с конями? Чую, скоро придется с людьми. Или с драконами…
Гунтер и воины уже вскочили в седла, я потрепал коня по холке, засмотрелся, как женщину, держа под руки, подвели к каменному корыту. Она осторожно переступила через край, ее поддерживают так же бережно, опустилась, села, а потом и легла навзничь. Тут же подали небольшой деревянный крест, скрестила руки на груди, крест зажат в пальцах, что-то произнесла, я видел, как шевельнулись губы.
Дюжие мужики с натугой взяли второе корыто, перевернули и, подняв за четыре угла, начали двигаться, как крабы, бочком. Когда они опустили краями на первое корыто, я наконец сообразил, что это гроб, только не деревянный, а каменный. Темнеют просверленные дырочки, значит – не задохнется. Мужики сходили за цепями, снова зазвенело и загрохотало, этими цепями связывать бы Лаокоона или Святогора, но мужики с самым серьезным видом начали опутывать цепями каменный гроб. Священник суетился, как квочка, вздымал книгу, читал молитву, я слышал его патетический голос, но не разбирал слов, все вокруг крестились и клали поклоны.