Ричард Длинные Руки – виконт
Шрифт:
Он рассказывал, невольно надуваясь: как же, героизм; я слушал, знакомо, кивал, соглашался. Нам всем нужно что-то такое, чтобы выделяться из серой толпы, нужны символы, желательно — красивые или хотя бы должны казаться красивыми тем лохам, которые их не видели. К примеру, забритые на флот парни из степей Украины, возвращаясь после службы, хвастливо рассказывали млеющим от восторга девкам и завидующим парням о дивных птицах-альбатросах, вольных и прекрасных, что улетают так далеко в море, что не видно берегов…
Такие же несчастные, что ради пропитания вынуждены забираться
Хотя на самом деле произносится совсем другое: да, я сумел взобраться так высоко, а вот вы — нет! На самом же деле альбатрос — довольно уродливая и неряшливая птица, а эдельвейс — простенький цветочек, ничего в нем необычного. Даже проще и зауряднее одуванчика, что весной усеивает обочины любой дороги. И альбатрос, и эдельвейс нужны для того, чтобы возвысить себя хоть чуточку над остальными, взять реванш, ибо понятно же, что более сильные захватили внизу плодородные долины, а слабых оттеснили в горы, а во флот забрали тех, кто не сумел откупиться или выставить вместо себя батрака.
Так и сейчас, конечно же, Валленштейн — герой… в глазах деревенских дур и деревенских парней, что не видели мира дальше своей околицы.
Смит недовольно хрюкнул, взгляд его был устремлен через мое плечо. Я обернулся, между столами в нашу сторону пробирается Кадфаэль, Пес чинно идет рядом, но потом не выдержал и стрелой пронесся, сбивая народ. Я поспешно велел ему сесть, лечь и вообще спрятаться под стол, чтобы лапы не оттоптали.
Кадфаэль вежливо пожелал доброго здоровья и хорошего аппетита, я знаком велел поставить и перед ним тарелку, указал на кувшин.
— Пока промочи горло.
— Как можно? — испугался Кадфаэль. — Это нехорошо…
— Совсем не пьешь? — удивился Смит.
— Нет, из горлышка нехорошо… вон кубки уже несут.
Перед ним поставили тарелку с целиком зажаренным молодым зайцем, со всех сторон призайчились скромными серенькими комочками хорошо обжаренные перепела, похожие на картофелины в мундирах. Кадфаэль печально вздохнул, а сэр Смит сказал одобрительно:
— Сэр Ричард говорит, что настоящий святой познается именно в борделе! Так что ешь и пей в три горла. Потом к бабам пойдем.
У входа народ оживился, задвигались, кому-то протягивали чаши с вином, кубки. Я рассмотрел за широкими спинами воинов щуплую фигуру в пестрой одежде менестреля. Через плечо перекинута на широкой красной ленте лютня, через другое — тощая сума, штаны потертые, потерявшие изначальный ярко-красный цвет. Вообще певцы не зря одеваются
Сэр Смит поморщился, буркнул:
— Бродяги, бездельники… Не люблю.
Кадфаэль возразил живо:
— Почему же? Если распевать богоугодные псалмы, то даже очень угодно Господу.
— Да? — фыркнул сэр Смит. — Послушай, что споет… Балладу про вдову и трех разбойников слыхал?
— За это на костер, — ответил брат Кадфаэль твердо.
— Думаю, он споет еще про русалку и находчивого рыбака. Сейчас это везде распевают.
— На костер, — ответил Кадфаэль непоколебимо. — За такие песни — на костер! Чтобы душа очистилась.
Я поинтересовался:
— А что за баллады такие? Я из медвежьего угла, не слыхивал.
Сэр Смит сказал Кадфаэлю язвительно:
— Понял? Вот уже первый заказчик таких песен.
Барда тем временем поили, кормили, наконец он поднялся во весь рост, взял в руки лютню и, после пары звучных аккордов, запел. Голос оказался, несмотря на малый рост исполнителя, сильный, звучный, сразу заполнил весь зал. Кто был занят разговорами, умолк и повернулся в его сторону.
Я слушал рассеянно, больше думал над тем, что вообще-то во всех трениях в обществе монахи выполняют еще и такую важную роль, как смазка. Общественный механизм сложен, то и дело возникают трения, а религия сама по себе идеальная смазка, проводниками которой являются священники всех рангов и белое монашество. Однако мелодия начала проникать в сердце, перед глазами поплыли призрачные образы огромных драконов, величественных замков, прекрасных дам и бесстрашных рыцарей, что в их честь ломают копья и вышибают друг друга из седел.
Бард пел торжественно и красиво, даже герцог Валленштейн постепенно заслушался, умолк, глаза заблестели, уже не отрывает взгляда от бледного лица менестреля. Я сам, слушая, почти увидел те величественные фигуры героев, что встают перед их глазами, сражают драконов и троллей, спасают принцесс, добывают несметные сокровища, а то и заставляют служить себе колдуна, с помощью которого становятся королями.
Смит шумно грыз гусиную лапу, кости метнул под стол, оттуда послышался мгновенный схруст. Смит улыбнулся и не пожадничал отправить туда же и вторую лапу — с мясом и кожей.
За соседним столом могучие грубые мужики, что всю жизнь проводят со стадами скота, сидят, превратившись в каменные изваяния, слушают песню со сладким ужасом в глазах. Бард перевел дух и запел о благородном рыцаре Гавейне, который дал обет верности своей даме, с тех пор ни одна волшебница, ни одна колдунья не могла даже пошатнуть его верность. А он любовь к своей даме пронес через битвы с Черным демоном, с Железным Драконом, который закрыл дорогу к источнику и требовал в уплату молодых девушек. Он был в Райских Садах короля волшебников Гаурама и не захотел остаться, ибо его любовь находится в маленьком королевстве, в небольшом городке, где живет в обыкновенной каменной башне…