Ричард Длинные Руки – виконт
Шрифт:
И слушают же, мелькнуло у меня, эту чушь, потому ли, что такова волшебная власть искусства, то ли в самом деле хотят верить в настоящую мужскую дружбу, верность, любовь и преданность, в то, что встречается так редко, потому так и ценится, потому так и жаждется…
А во что веришь, то и получается вопреки всякой логике в этом нелепом мире.
Во дворе слуги и оруженосцы старательно начищают доспехи, точат топоры и мечи. Наиболее умелые точильщики приспособили точильный круг на вертящемся, как вертел, стержне и, нажимая дощечку, соединенную ремнями со стержнем, вертят камнем с
Пес, угадывая направление, подбежал к точильщикам первым и, опустившись на зад, принялся с огромным вниманием рассматривать искры. Смит после сытного обеда вроде бы подобрел, это видно по тому, что не рвется набить морду каждому встречному. Брат Кадфаэль завидел вдали монахов, торопливо попрощался и унесся с недостойной для мыслителя резвостью. Смит рассматривал мечи в руках точильщиков, свой вынуть не решился, хотя ему предлагали наточить так, что можно будет бриться.
— Это недорого, — сказал я, — почему не воспользоваться? Я заплачу.
Он покачал головой, вздохнул чему-то.
— А почему не точишь свой?
Я развел руками.
— Не берутся, как видишь.
Один из точильщиков сказал с угрюмым почтением:
— Ваша милость, как можно!.. Мы доброе оружие узнаем по рукояти. Ваш меч из особого железа… он никогда не тупится.
Смит стиснул челюсти, в глазах появилось угрюмое, даже затравленное выражение. Я взглянул на темное малозвездное небо.
— Пойдем спать, дорогой сэр. Завтра трудный день. Бобик, потом обучишься!
По дороге в нашу зачарованную комнату Смит с одобрением рассказывал, что король Барбаросса расщедрился, как никогда: в программе помимо сшибки на копьях еще и одиночные и парные поединки на мечах или другом колюще-рубящем по выбору участников оружии. А в конце турнира, что растянется чуть ли не на неделю, обязательное m^el'ee, что значит «отряд на отряд». Я вяло кивал, хорошо, нет такой привычной ранее травли христиан львами и тиграми, всегда чувствую вину перед животными, что сотни миллионов лет были полными хозяевами мира, но вдруг пришел человек и загнал их в клетки, зоопарки, резервации.
Смит доказывал, что при разнообразии программы больше шансов выбрать то, в чем особенно силен, я поддакивал, помалкивал, у других тоже выбор шире, и кто силен именно в схватке на булавах, не полезет в рискованную для себя сшибку на копьях.
— Такой славы, — сказал я наконец, — на всех хватит, сэр Смит.
Он насторожился.
— Какой?
— У нас говорят: если хочешь вести людей на смерть, скажи, что ведешь к славе.
Я отворил дверь в нашу комнату, мышцы слегка напряглись, но там все те же два стола, два ряда удобных кресел, картины на стенах, огромные кровати, пол устлан шкурами неведомых зверей. И даже зеркало… но только шкуры совсем не те, что были в прошлый раз, а зеркало выдвинулось из стены и высится в прежней овальном раме на широкой медной подставке.
Смит, ни на что не обращая внимания, поддакнул с энтузиазмом, глаза заблестели жаждой сражений.
— Да, это верно!.. Вперед к победам и славной гибели!.. Лучше
— Еще как покажем, — поддержал я. Глаза мои рыскали по сторонам, как у сапера на минном поле. — Правда, я постараюсь уклониться от одиночных. А в m^el'ee, раз уж придется, скромно уступлю наступательный порыв не скованным узами церкви рыцарям.
Он сочувствующе поцокал языком, глаза увлажнились жалостью ко мне, которому обеты не дают обрушить всю ярость на негодяев, посмевших желать того же, что и я, тяжело опустился на ложе, лег, затем резко сел, злой и взъерошенный.
Я свое ложе сперва ощупал, осторожно сел, лишь потом спросил с беспокойством:
— Что-то стряслось?
Он спросил угрюмо:
— Видите мой меч?
Он явно хотел, чтобы я осмотрел его меч, я так и сделал: деревянные ножны, обтянутые старой кожей, простая рукоять, выкованная чуть ли не деревенским кузнецом, во всяком случае, оружейник совсем хреновый, единственное достоинство — меч длинный и достаточно тяжелый. Вынимать из ножен не стал, но, думаю, лезвие тоже не совсем гномы ковали.
— Хороший меч, — ответил я вежливо. — Э-э… удобная рукоять.
Он фыркнул.
— Рукоять?
— Ну, — сказал я в затруднении. — И гарда хорошо защищает кисть. Уверен, лезвие тоже выше всяких похвал. Ну просто предельно уверен!
Он сказал со сдержанной яростью:
— Это меч бастарда! Так называют такие мечи, что выкованы чуть ли своими руками, но острые и длинные. Я — бастард, сэр Ричард!.. Говорят, моя мать, когда была молодой женщиной, уже замужней, приглянулась проезжавшему через наши края полководцу. Он взял ее на ложе и тешил плоть трое ночей, пока снова не двинулись в поход. С тех пор среди ее сыновей появился я: выше остальных на голову, широкий в кости, злой и драчливый. Говорят, тот полководец был чуть ли не гигантом.
Он изливал душу, я кивал, все знакомо, короли и все знатные лорды берут на ложе без разбору молодых крестьянок в своих поездках, отчего у местных появлялись внебрачные дети, красиво называемые бастардами. У нас их зовут в лучшем случае ублюдками, а в худшем… Правда, с точки зрения естественного отбора эти лорды улучшают человеческую породу. В знатные обычно выбиваются самые сильные, самые смелые и умелые, но только бастардам от этого не легче. Им приходится с детства терпеть насмешки, но зато часть из них ухитряется — за счет врожденной силы, отваги и жажды лучшей жизни — достичь немалых высот.
— Этот турнир, — сказал он жарко, — мой единственный шанс! Я заложил себя… да-да, если не верну долг, то отдаюсь в рабство на всю жизнь, зато на полученные деньги купил коня, доспехи и этот меч.
— Не густо вас оценили, — сказал я, оглядываясь. Картины вроде бы все те же, однако вместо багета резного дерева поблескивают со сдержанным достоинством узкие металлические рейки. — Не густо…
— А что было делать? — ответил он расстроенно. — Никто не даст денег просто так. Всем нужен залог! А что я мог заложить?.. К тому же рыцарский конь и доспехи стоят очень дорого, сэр Ричард! Это вам готовенькие от родителей, вам цену знать не обязательно, а вот мне…