Ричард Длинные Руки – вильдграф
Шрифт:
Эльф, я такими представлял именно эльфов, рассмеялся тихим мелодичным смехом:
– Тебя не видят смертные, но ты не видел меня… Это говорит, что твоя магия слабее моей. Меня зовут Гоерлин. Сегодня я здесь на страже.
– Я просто странник, – пробормотал я. – Приветствую, доблестный эльф. Если это и магия, то я не знал, что это магия. Просто я всегда летал во сне…
– Магия, – ответил он серьезно. – Но только она не действует по ту сторону перевала…
Я насторожился.
– Почему?
– Там своя магия, – ответил он беспечно. – Ее называют черной, хотя нам, эльфам,
– Мне тоже, – поспешно сказал я. – Мне тоже.
Лунный свет падал на весь мир и на его точеную фигуру. Я смотрел во все глаза, ибо в сравнении с могучими воинами, с которыми 'eду, в сравнении с их грубыми фигурами и покрытыми шрамами лицами – это просто создание самого света. Нежная чистая кожа, длинные белокурые волосы, что падают на плечи, тонкий нос с красиво вырезанными ноздрями, изумительно очерченные брови… но я неотрывно смотрел в глаза: огромные, сильно зауженные к краям, обрамленные длинными густыми ресницами, пушистыми и загнутыми, эти глаза больше, чем красивые или прекрасные, они просто необыкновенные…
И только длинные остроконечные уши, выдававшие в нем звериную породу, напомнили, что это не человек. А если и человек, то уже давно утративший родство с людьми и живущий по законам своего народа.
И все-таки я любовался. В этом эльфе своя красота, в нем ничего от красоты придворных шаркунов, это красота воина. Пусть не грубого, который с огромным топором или боевым молотом, но все же это воин, видно по гордому вызывающему взгляду, крепко сжатым челюстям, явно не таким уж и хрупким, как выглядят.
– Ты на страже, – напомнил я. – И ты видишь, что я не враг. К тому же ты намного сильнее меня. Тебе нечего меня страшиться. И еще признаюсь… я такой новичок в этих краях! Если честно уж совсем, в моих краях вообще не знали, что существуют гномы, эльфы, горгоны, что какая-то война сил Света и Тьмы…
Он указал на пень, которого только что не было, я послушно сел. Он в самом деле на страже, это я не зря напомнил, а быть на страже – это быть на дежурстве, изнывать от скуки и считать минуты, когда же придет смена. Все это мне знакомо, и эльф, высшее это существо или низшее, но запрограммированно раскрыл рот и заговорил о медвежьих углах, мимо которых проходит жизнь, о непроходимом невежестве лесных жителей и, конечно же, рассказывал историю этих земель, так сказать, с эльфячьей точки зрения.
Картина начала вырисовываться совсем иная, чем я нарисовал со слов Бернарда. Была прекрасная чистая страна, в которой все жили в мире и согласии: эльфы, гномы, великаны, тролли, гоблины и даже драконы. Конечно, сказал эльф, предупреждая мое недоверие, когда-то между ними шли войны, очень кровавые. Но все это отгремело очень давно, установился какой-то порядок, с тех пор прошли тысячелетия. Даже тупые тролли или кровожадные огры больше не пытались выйти из границ своих земель и захватить другие, ибо против них выступят все остальные народы. Да и порядок показался приемлемым: всяк хозяин на своих землях, но волен ездить и к соседям – торговать, меняться, только обязан соблюдать обычаи тех земель.
Все рухнуло, когда пришли люди. Сперва они просто гибли, слабые и беспомощные, но в их Странном Мире, похоже, их рождалось неимоверное количество, они приходили волнами, закреплялись, снова гибли, но приходили еще и еще, вцеплялись в захваченные земли, как клещи в молодое тело олененка, вкапывались, прятались в нагромождениях камня, именуемых крепостями и замками, начинали плодиться уже здесь, а границы своих владений отодвигали все дальше.
Самые смелые ухитрялись основать замки на новых границах, и теперь уже на них обрушивалась ненависть лесных народов. Однако из замков, оставшихся в глубине, на подмогу приходили все новые и новые силы…
Он бросил на меня быстрый взгляд. Понятно, считает тоже таким же искателем драк, воинской славы и сокровищ. Но на востоке начинает светлеть, а я еще не знаю, сколько лететь обратно.
– Что-то я не врубился, – сказал я. – Так это вы и есть черные силы, против которых воюем? Судя по нашему священнику, вы самые что ни есть гады и тьма.
Эльф ответил с ледяным презрением:
– Наверное. Я не знаю, как вы нас называете. Да и не хочу знать. Но ты, наверное, знаешь, что ваши заклинания, ваша магия жрецов, которых вы именуете священниками, на нас не действуют?
Я встревожился.
– На вас не действует животворная сила креста?
Эльф надменно промолчал. Я машинально пощупал серебряный крестик на груди, нацепленный мне тогда на шею старым священником. Крестик пригрелся на груди, я про него вообще забыл, крохотный и невесомый. Раньше точно так же на этом месте долгое время болтался подаренный одной красоткой амулетик. Она сказала, что это некий символ солнца у гиксосов, я доверчиво носил, подружка очень нравилась, но потом узнал, что это все-таки изображение креста, только очень стилизованное. Понятно, выбросил, тем более что с подружкой расстался неделей раньше.
По губам эльфа скользнула презрительная усмешка. Он уже видел всякие бесполезные для них кусочки металла в форме крестика.
– Ничего не понимаю, – пробормотал я, потом добавил со странным облегчением: – Но я так рад, что на тебя это не действует…
Эльф покосился, в больших глазах я рассмотрел удивление. Эльф сказал мелодично:
– Боишься сражений?
– Боюсь, – признался я. И добавил: – Но не только… Ты такой красивый!
Эльф посмотрел еще удивленнее, фыркнул:
– Как же собираетесь захватить мир? Впрочем, ты не похож на других… Вообще-то ваши войны нас не касаются. Если перебьете друг друга, жалеть не станем. Ваши трупы, еще теплые, быстро пожрут волки, а каменное убожество, в которых живете, разрушит ветер…
– Долго придется ждать.
– А мы живем долго, – ответил эльф. – К тому же не торопимся.
Я поинтересовался:
– А нет мысли помочь какой-либо из сторон? Или дожидаетесь, когда обе будут едва держаться на ногах, а потом добьетесь их?
Эльф подумал, ответил после паузы:
– А ты знаешь, это идея… Хитроумные вы люди. Мы до такой подлости никогда б сами не додумались…
Я прикусил язык. А эльф кивнул.
– Ты не страдай. Здесь не только мы у вас чему-то учимся. Еще больше вы, люди, здесь научились…