Ричард Длинные Руки – властелин трех замков
Шрифт:
Клотар взглянул холодно немигающими глазами, затем взор неожиданно смягчился.
— Раны паладин заживляет, — сказал он неожиданно, — это в хозяйстве пригаживается, да. А вот рубашки залечивать не удается пока?
Я опустил взгляд, брюки в пятнах крови, а рубашка моя, если честно, выглядит так, будто под ней взорвалась граната. Альдер и Ревель помалкивали, я буркнул с неловкостью:
— Это к брату Кадфаэлю… зашивать рубашки — это уже чудеса. Для мужчины, конечно.
— Мне что-то кажется, — проговорил Клотар, глаза его не отрывались
— Но не Грубера, — ответил я с досадой. — И этой леди там не было. Как и колдуна.
Альтер проговорил медленно:
— Думаю, это к лучшему.
— Теперь я тоже думаю так, — согласился я. — Встретился всего лишь его основной отряд. Человек двадцать…
Альдер ахнул:
— И… что?
Я отмахнулся:
— Все там. Но Грубер где-то в другом месте.
Клотар помалкивал, Альдер вскочил, глаза как блюдца.
— Двадцать? Так их же и было двадцать в отряде!.. Это что же… у Грубера больше не осталось людей?
Клотар буркнул:
— Это сейчас не осталось. А завтра их будет вдвое больше. Пока у него есть деньги, он сможет набирать разное отребье. Кстати, Грубер был с ними весь этот день. Следы не врут! И леди Женевьева с ними.
Ревель впервые подал голос:
— Отребье тоже не очень пойдет, если узнает, что предыдущих истребил всего один человек.
Я запил съеденное целым кувшином чистой воды из родника, поднялся; в пока что слабое тело толчками возвращается сила; я чувствую, как начинают вздуваться мускулы, кровь быстрее двигается по венам, а жилы вздрагивают, требуя нагрузки.
— Тогда по коням! — сказал я. — Пока Грубер не успел набрать большой отряд, нужно догнать гада и обезвредить.
— Что-что? — переспросил Альдер с недоумением.
— Срубить башку, — объяснил более опытный Клотар.
— И насадить на кол, — добавил Ревель, — чтобы другим неповадно было умыкать девственниц.
Брат Кадфаэль только вздохнул и тихо помолился за бедных грешников, ибо жестоки по неведению, ведь и дети обрывают стрекозкам крылышки, чтобы те не летали по воздуху, откуда можно упасть, а бегали по земле, так намного лучше…
— Догнать и обезвредить, — повторил Альдер понравившуюся формулу. — Что ж, догоним и… обезвредим! Хорошо обезвредим.
Солнце перешло на западную половину неба, но лучи обжигают лицо с прежней мощью. От разогретого конского тела поднимается животный жар, я наконец согрелся, выпрямился, вбираю мир раскрытыми очами и посматриваю за вырвавшимся вперед Клотаром и псом. Вообще-то Клотар понимает, что в своей страсти постоянно доказывать всем, что он лучший следопыт, рискует первым получить стрелу из засады, но все-таки не может отказаться от жажды быть первым, доказывать свое превосходство. С другой стороны, как иначе стал бы первым воином Маркварда?
Конечно, умный стрелок пропустит его и дождется, когда на расстоянии вытянутой руки проеду я, но где эти умные, мы сами умные только временами, а что уж говорить
После получаса скачки кони заметно устали, пришлось перевести на шаг, теперь все ехали тесной кучкой. И все одновременно увидели, что по дороге нам наперерез несутся четверо всадников, во главе рыцарь в полных доспехах, на кончике длинного копья трепещет флажок, а за ним на легких конях двое слуг и оруженосец. Рыцарь мчится на огромном белом жеребце, красивый и сверкающий в дорогих доспехах, с пышным плюмажем на шлеме, копье выставлено острием вперед. Я поспешно остановил коня, взялся за молот. Рыцарь шагах в десяти от меня резко натянул повод. Конь заржал и остановился, поднявшись на дыбы.
Мои соратники оружия не достают, в этом мире рыцарь сражается с рыцарем, поглядывают на меня, щас я себя покажу, я стиснул челюсти: что за мир, где шагу не ступить, чтобы не подраться, мне бы на диване с книжкой, а приходится то и дело выдвигать нижнюю челюсть, скоро вывихну, постоянно смотреть бараньим взглядом турнирного бойца и картинно хвататься за рукоять меча, да еще и люто скрежетать зубами, изображая безумную ярость.
Всадник злобно смотрел на меня сквозь прорезь шлема, глаза сверкают, как слюда. Я повесил молот, обнажил меч и молча ждал.
— Барон фон Геккерен, — провозгласил всадник громогласно, — победитель турнира в Лозанне, обвиняет так называемого сэра Ричарда в трусости и низком коварстве и вызывает его на смертный бой!
— Ого, — сказал я. — И в трусости, и в низком коварстве… Понятно, что такого гада только на смертный бой. Однако позвольте осведомиться, вы кем мне доводитесь? Что-то я не припомню никакого барона Геккерена… впрочем, что-то вертится, виноват… У вас нет приемного сына по имени Дантес?.. Впрочем, это неважно. Напомните, где наши дорожки пересеклись?
Всадник вскинул мощную длань и угрожающе потряс копьем над головой. Копье выглядит как мачта линейного крейсера, а рука толщиной с мое бедро.
— Вы грязно и подло оскорбили моего сюзерена, — объявил он с жаром, — графа де ля Ферта! А вот я, его вассал…
— Понятно, — прервал я. — Уже один придурок являлся с тем же самым, но ушел… битым. Если уцелеете, передайте графу, что больше я не буду лупить его лакеев, а приду прямо за его шкурой.
Всадник проревел оскорбленно:
— Меня никто не посылал! Я сам, это долг вассала…
Я прервал снова:
— Пусть граф позаботится, чтобы вассалы остыли. Иначе придется отвечать не вассалам, кто знает, сколько вас, а лично графу. И тогда я его вобью в землю по ноздри. И не выпущу. А теперь даю тебе возможность, храбрый рыцарь, вернуться обратно. И передать все графу.
Он прокричал звучно, похоже, вообще не умеет говорить ровным голосом:
— Нет, сражайся, трус!
Я вздохнул:
— Хорошо. Можешь с копьем, с мечом. Булавой или любым другим оружием. Начинай, а то мы торопимся.