Ричард Длинные Руки – воин Господа
Шрифт:
Бернард и Асмер начали прислушиваться, Асмер оглянулся на меня, я сделал каменное лицо. Сигизмунд начал забирать вправо, Гугол подпрыгивал в седле, визжал, улюлюкал, указывал пальцем. Гора проплывала мимо, коричневая, как глина, изрытая трещинами и норами. Наконец Сигизмунд остановил коня, начал озираться.
Ланселот сказал громко:
– А теперь я услышу, что забыли место, где спрятали найденные вами святые доспехи?
Сигизмунд дернулся, покраснел от гнева, но я сделал ему предостерегающий знак. Сигизмунд выдохнул воздух, процедил сквозь зубы:
– Доспехи отыскал и взял сэр Ричард!.. И защищал их от
Ланселот мерил его взглядом, Сигизмунд выпрямился и надменным жестом бросил ладонь на рукоять меча. Его квадратная челюсть выдвинулась, хотя и не так далеко, как и без того выдвинутая нижняя челюсть Ланселота.
Некоторое время они ломали друг друга взглядами, пока Бернард не сказал раздраженно:
– Да где же искать?.. У нас совсем нет времени.
Сигизмунд спрыгнул, но бросился не к зияющим норам, а принялся разгребать ближайшую каменную насыпь, Бернард помог разбросать камни. На свет появился мешок, громыхнуло, звякнуло. Ланселот медленно бледнел. До этого мгновения еще оставалась надежда, что это все мальчишечья похвальба, а доспехи найдет и привезет он, Ланселот Озерный, лучший рыцарь Порубежных королевств, конт Зеленых Островов и лорд Долины Четырех Камней.
Асмер помог слезть на землю Совнаролу. Как слепой, тот вытянул дрожащую руку. Бернард поднес ему мешок, Совнарол приоткрыл край мешка. В глаза ударил чистый свет, перед которым солнечный показался серым и обыденным. Но этот свет не слепил, Бернард пару мгновений смотрел, отвел взгляд, прошептал:
– Да… Это доспехи святого. Я чую… Моя мохнатая душа вострепетала…
Совнарол приложился губами к панцирю. Все слезли с коней, встали на колени. Совнарол начал читать благодарственную молитву. Только мы с Гуголом молчали, но Гугол хотя бы шевелил губами, так привык прикидываться человеком, что уже стал им больше, чем я. А я дергался и оглядывался по сторонам – там вроде хрустнула ветка, а вон оттуда вроде бы конский топот.
Они еще не закончили литургию, как я сказал просяще:
– Теперь бы убраться отсюда… Я тоже чую, но не святость, а присутствие нечистой силы…
Ланселот очнулся, сказал не своим голосом:
– Да, надо уходить. В нашу сторону приближается Зло.
Около часа мы шли на рысях, но кони устали, начали ронять пену. Ланселот решился на короткую остановку, велел коней расседлать, обтереть пот, дать обсохнуть. Кони могут пощипать траву, а для нас вон ручей, пейте вволю.
Передышка была короткой, мы все чувствовали приближение беды, как звери заранее знают, когда дрогнет под ногами земля или пойдет ливень. Кони еще не успели перевести дыхание, как Ланселот шагнул к своему коню, но замер на полдороге, прислушиваясь, рука метнулась к мечу. Гугол вскочил, заметался, он даже не понял, с какой стороны слышен стук копыт. Я, как сидел, нащупал молот, обнажил меч и положил на землю рядом с собой.
На дорожке показался всадник в оранжевом плаще, в странных доспехах такого же оранжевого цвета. Даже конь выглядел оранжевым. За ним ехали по двое, больше тропка не позволяла, такие же оранжевые всадники. Солнце блестело на их доспехах сдержанно, в нем не было наглого блеска начищенного солдатского железа, они выглядели так, как будто в самом деле из золота.
Гугол прошептал в страхе:
– Всадники Юга!
Сигизмунд и Совнарол в один голос торопливо шептали молитву, пальцы Сигизмунда сложились в щепотку, а другой рукой трогал крестик на шее. Поймав мой взгляд, покраснел и бросил ладонь на рукоять меча.
Всадники остановились, нас рассматривали с холодным брезгливым любопытством. У меня побежали по спине мурашки: глаза у всадников отливают абсолютной чернотой. Даже глазные яблоки, которым надлежит быть белыми, у этих черные, абсолютно черные, словно из-под век смотрит сама пустота… но сейчас на их лица падает свет, я видел блестящие черные глазные яблоки, черные, как антрацит на сколе.
Один подъехал ближе, сказал холодно:
– Кто из вас Ланселот?
Ланселот ответил с не меньшей холодностью:
– Собаке, которая не умеет назвать свое имя… а также показать свой герб, отвечать будут только собаки!
Губы рыцаря дрогнули в усмешке:
– Потому ты и ответил?..
Ланселот вскипел, рука его молниеносно выхватила меч, он встал в боевую стойку. Рыцарь бросил коротко:
– Застынь, идиот.
Уже не обращая внимания на Ланселота, он посмотрел на нас жуткими черными глазами. Я слышал, как стучит зубами Гугол. Бернард и Сигизмунд напряглись, но глаза их не отрывались от фигуры Ланселота, что так и осталась неестественно раскоряченной. Пока он стоял в этой позе, слегка покачиваясь, перенося вес с одной ноги на другую, стойка была опасной и красивой, сейчас же выглядел беспомощно и глупо.
– Нам сообщили, – сказал рыцарь, – что вы отыскали доспехи одного из ваших людишек, которого считаете святым. Отдайте их нам… а мы, возможно, оставим вам жизни.
Бернард с огромным топором прыгнул вперед.
– Ах ты ублюдок!
Рыцарь только взглянул на него, бросил коротко: «Замри!» – и Бернард упал на землю, как тряпичная кукла, даже стон получился короткий, хриплый, даже не стон, а просто воздух вырвался из схлопнувшейся груди.
Один из группы рыцарей сказал нетерпеливо:
– Хирл Лаг, к чему задерживаться с этими существами? Проще обыскать их седельные мешки. Там всего три вьюка.
Он спрыгнул на землю. Другие рыцари тоже начали слезать, разминали ноги. Железо звякало мягко, мелодично. Двое пошли к нашим коням. Первый рыцарь посмотрел в нашу сторону жуткими глазами, сказал обрекающим нечеловеческим голосом:
– Да станут все камнем!
От его слов, проникнутых жуткой убежденностью, кровь застыла в жилах. Я ощутил, что сердце начинает биться реже. Рыцари развязывали наши мешки, один сказал торжествующе:
– Да вот они!
Из мешка хлынул яркий чистый свет. Лицо рыцаря потемнело, словно в него плеснули ведро черной туши. Он отшатнулся, а потом зашел сбоку, торопливо запахнул мешок. Руки его вздрагивали, губы тряслись.
Передний рыцарь сказал торопливо:
– Убейте их всех. И поехали обратно.
– Ага, – ответил я, – щас!
Мой меч рассек его шлем до челюсти. Я выдернул лезвие, повернулся и снес голову второму. Все задвигалось, только рыцари стояли ошеломленные, смотрели на меня вытаращенными глазами. Ланселот, освобожденный от сковывающего заклятия, завертелся, как бревно в трубе гигантского смерча: вокруг него стоял непрерывный лязг, рыцари падали, как скошенная трава. Бернард ревел, как десяток раненых медведей, его топор рассек двоих до пояса, прежде чем остальные попятились, выхватили мечи.