Ричард Длинные Руки – воин Господа
Шрифт:
– Ну и что? – сказал я. – Во много знаний много горя.
Он смотрел с еще большим интересом.
– Странный ты герой… – сказал задумчиво. – Раз уж на тебя не действует барьер… который наложили Древние, то, может быть, ты присоединишься ко мне? Здесь такие сокровища… Не золото или драгоценные камни. Здесь знания, которые могут управлять миром! Но только нужно все это понять…
Я переводил взгляд с одной стопки книг на другую. Это мы можем расшифровывать египетские иероглифы, клинописи Шумера, древнеисландские руны, этрусские надписи на вазах… но не шумеры или
– Управлять, – ответил я. – Горилла с автоматом, шимпанзе на танке… Нет, дядя, давай ближе к реальности. Ты закрыл доступ к доспехам Арианта.
Он поморщился, сказал сухо:
– Да.
– Открой, – предложил я.
Он смотрел на меня с брезгливым интересом.
– Зачем?
– Доспехи должны служить, – ответил я. – Сейчас они лежат без дела. Или висят. Нет, все-таки висят, я посмотрел. Если снимешь заклятие, их наденет достойный человек. Или достойный эльф, мне его сексуальная ориентация по фигу. Он поведет, защитит, остановит, совершит, закроет.
Чародей вскинул изогнутые брови, в глазах было откровенное глумление.
– А если наденет недостойный?.. Даже не подумал?.. А если поведет твоих врагов, защитит от твоих друзей, остановит Добро, совершит Зло, закроет… не то, что ты хотел, а совсем наоборот?
Я открыл и закрыл рот. Об этом я в самом деле не подумал. Тертуллиан не предупредил, а я, подобно настоящему герою, к рефлексиям не склонен, взял меч в недрогнувшую длань и пошел, пошел, пошел, куда послали.
– Ладно, – проворчал я, на этот раз подражая Бернарду, – рискнем… Это лучше, чем ничегонеделание.
– Лучше, – согласился он, – но я не просто сторожу эти доспехи от других. Кстати, там кроме доспехов еще и меч Арианта, меч дивной красоты и мощи… Я потихоньку ломаю Святое Слово. Подтачиваю, так сказать. Придет час, когда защита рухнет, я возьму этот меч! И доспехи.
– А ты на чьей стороне? – спросил я.
Он засмеялся громко и победно.
– На своей, конечно! Это самая лучшая сторона. Самая правильная.
– Самая умная, – согласился я.
– Так в чем дело?
– Но кто сказал, – возразил я, – что человек живет умом? Я пробовал – не понравилось. Здесь вроде живут вовсе не умом, но как будто счастливее…
Он посмотрел на меня, смерил взглядом мой рост, расхохотался:
– Это ты-то пробовал жить умом?.. Хотя, признаюсь, что-то в тебе странное. Как будто бы и в самом деле… Ладно, главное в другом: ты сумел пройти так далеко. Я мог бы приспособить тебя помогать мне. Таким пустяком, как долголетие, я тебя обеспечу. Если не за сотню лет, то за тысячу мы сможем проникнуть в кое-какие тайны Древних.
Я удивился:
– Ты предлагаешь мне дружбу и сотрудничество?
Он поморщился.
– Я умный человек. И живу умом. А среди умных не бывает друзей, бывают только сообщники. И то временные. Но эта временность может растянуться на тысячу лет, а разве это для тебя не выигрыш? Ты вообще-то кто, норн?
Я
– Думаю, нет.
– Тогда геллинг?
Я снова покачал головой:
– Я не знаю этих слов. Может быть, я в самом деле норн и геллинг, только об этом не знаю, как немцы не знали, что для испанцев они – алеманы, для римлян – германцы… ведь себя почему-то считают дойчами и не понимают, почему для русских они вовсе – немцы. Так же угры, мадьяры и венгры… Так что не трудись показывать эрудицию, не трудись. Просто сними заклятие. Вот и все.
– А что дальше?
– Я уйду.
Он покачал головой, глаза смеялись:
– Какой же ты герой? Герой должен кипеть жаждой убить подлого колдуна!
– А ты в самом деле подлый?
– Вы, смертные, так считаете…
Я пожал плечами.
– Мне очень не хочется убивать. А подлый ты или не подлый – это зависит от точки зрения. Мне, поверь, не хочется убивать даже подлого. И, если меня не принудить, то не стану. Поверишь ли, я в самом деле не только никого не убивал, но вот прожил четверть века, подумать только, и никого не только не убил, но не толкнул, не ударил… По-моему, даже не обругал… как следует. Но вот пару месяцев назад я попал в эти земли… и, не поверишь, убил столько, что всех не вспомню. Худшее и самое ужасное в том, что меня не мучают угрызения совести.
Он смотрел с еще большим интересом.
– Почему ужасное? Это же прекрасно!
Я развел руками, но следил за ним очень внимательно.
– Мой мир… из которого я пришел, теперь я понимаю, только внешне очень мирный и чистый. Да, в нем чистые тротуары… Да, нет резни… Да, мы все беспрерывно говорим о литературе, искусстве, музыке, смотрим возвышенные зрелища, говорим о гуманности и бесценности человеческой жизни… но что-то делает нас готовыми убивать, убивать, жечь, разрушать. Хуже того – убивать без той злобы, страсти, ликования, с которыми убивают крестоносцы! Потому я тебе не судья. И убивать не стану. Просто сними заклятие.
Он смотрел на меня очень внимательно.
– Почему-то мне кажется, – сказал он медленно, – что тебе не то что убивать, даже драться очень не хочется.
– Ну и что? – спросил я. – Мы постоянно делаем не то, что хочется.
– …и что ты несколько не от мира сего, – продолжал он. – Не знаю, то ли ты из мира книжников, копателей или мысленов, может быть, ты даже звездосмотретель? Но меч ты держишь, я зрю по твоему лицу, без всякого ликования.
– Ну и что? – спросил я. – Я не знаю, кто такие мыслены или звездосмотретели, но я знаю, что такое конформист.
– Если я правильно догадываюсь, – сказал он медленно, я чувствовал, как напряжение нарастает, – это значит, что ты живешь теми идеями, что превалируют в данном обществе.
– Очень правильно, – сказал я. – Честно, признаюсь, я поражен…
– А это значит, – сказал он нетерпеливо, – что ты просто обязан подчиниться моим идеям.
Я покачал головой.
– Там, у выхода, меня ждет бедный честный парень, который считает меня своим сюзереном. А еще дальше – целое королевство Зорр, где идеи совсем иные.