Риф Скорпион (cборник)
Шрифт:
— Ты рассказал ей, что это ты сделал ребенка Марго?
Педер криво усмехнулся.
— Марго не от меня была беременна, — сказал он. Пришла моя очередь смешаться. Педер торжествовал.
— Во всяком случае, так говорит полиция, — продолжал он. — На основании моего анализа крови.
— А впрочем, это не играет никакой роли, — рассудил я вслух.
Педер наморщил лоб.
— Не играет роли?
— Ну да, если Марго разыскала тебя в Грютботне, сказала, что беременна и что ты — отец, тогда ты еще не знал, что это неправда. Бенте еще о чем-нибудь спрашивала? Интересовалась какими-нибудь подробностями?
Педер сердито глянул на
— На что ты, черт подери, намекаешь? Что это я раскроил череп Марго?
— Не напрягайся, — сказал я. — И ответь на мой вопрос.
Он наклонился над столиком и заговорил негромко, чеканя слова:
— Вот что. Во-первых, я понятия не имею, каким образом Марго очутилась в силосе на ферме Грюте. Во-вторых, неужели ты всерьез считаешь, что нормальный человек способен убить девчонку только потому, что она говорит ему о своей беременности?
— И все-таки, — сказал я, — допустим, что Марго связалась с тобой, когда ты был в Грютботне. Может быть, позвонила по телефону. Или написала письмо. Пятнадцатого июля приехала сама. На какой лодке ты выходил ловить рыбу?
— Пластмассовый ялик, двадцатисильный подвесной мотор.
— Ну вот. Стало быть, за короткий срок ты мог отъехать довольно далеко. Мог где-то подобрать ее и привезти в Грютботн. Я не очень верю показаниям людей, которые абсолютно уверены в своей правоте. По-моему, сплетницы в Грютботне могли и ошибиться. В принципе ты мог незаметно высадить на берег Марго. Другие варианты слишком маловероятны. И в таком случае…
Педер медленно покачал головой.
Один черт знает, чего ты добиваешься, Антонио, — произнес он задумчиво. — Уж больно ты старался убедить меня взять на себя ответственность за неродившегося отпрыска Марго.
Глядя в черные колодцы его глаз, нельзя было угадать, что у него на уме.
Когда я спустя два часа вышел из кафе, человек в сером костюме уже исчез. Но на всем пути через город и вверх на холмы мне казалось, что за мной следует светлый «опель». И когда я, обогнув дом 5 А, свернул на улицу Оскара Вистинга, то отчетливо увидел чей-то неподвижный силуэт за рулем темной «тоёты», стоящей метрах в двадцати — тридцати выше по склону.
А может быть, это был всего-навсего подголовник.
Войдя к себе, я запер дверь и проверил, что цепочка хорошо привинчена. Прежде чем зажигать свет, постарался задернуть все шторы и надежно запереть все окна.
В ту ночь мне плохо спалось.
14
Это воскресное утро вроде бы ничем не отличалось от всех предыдущих. Соборные колокола звонили к литургии, на дороги и тропы лесного массива вышли любители свежего воздуха и упругие физкультурники, в гаванях готовили к сезону малые суда, на садовых участках в дачных поселках полным ходом развернулись весенние работы, вдоль набережной Ниды прогуливались пенсионеры и супружеские пары с детскими колясками. В лучах ласкового майского солнца Трондхейм производил самое идиллическое впечатление, и когда я, пересекая улицу Эльгсетер около Союза студентов, поглядел налево, в сторону моста, там ничто не напоминало о трагедии, не далее как во вторник потрясшей основы города, который столько раз бывал центром великих исторических событий в маленькой стране на краю света. Как будто все оставалось по-старому, словно ничего не произошло. Любители бега трусцой, владельцы яхт и гуляющие пенсионеры не изменили своим привычкам, точно забыв, что пятью днями раньше
Однако под камнем основанием этого города в устье Ниды служила всего лишь крайне зыбкая песчаная отмель, а строить на песке не всегда разумно, если верить древнему мудрецу.
Я тоже посвятил это воскресное утро тому, чем занимался всегда, если не дежурил в ночь на воскресенье, — бегу трусцой. Так что на первый взгляд не было особой разницы между мной и остальными жителями Трондхейма, пытающимися жить как жили, несмотря на грубое посягательство, которому подверглись здешние безмятежные будни. Однако видимость еще не вся действительность.
Взять хотя бы такой факт: по воскресным улицам разъезжало небывалое число бело-черных «вольво» с надписью: «ПОЛИЦИЯ».
Или такой: очень уж многие из тех, кто в это воскресенье прогуливался по улицам Трондхейма, особенно в центре, были оснащены маленькими черными переносными радиостанциями, которые время от времени что-то коротко изрекали металлическим голосом.
И еще: в обычное воскресенье смуглый любитель бега трусцой, который в эту минуту пересекал улицу Эльгсетер, избрал бы совсем другой маршрут, на другой окраине. И при нормальных обстоятельствах проходящие автомашины интересовали бы его лишь в той мере, в какой требовалось соблюдать осторожность, пересекая проезжую часть. Сегодня же он впивался взглядом в каждое транспортное средство: не смотрят ли оттуда на него более внимательно, чем это естественно при виде случайного пешехода?
У меня были все основания держать ухо востро.
Когда я неспешной трусцой покинул улицу Оскара Вистинга, машина стояла там же, что накануне вечером.
Коричневая, с металлическим отливом, «тоёта-карина». Теперь, при дневном свете, я отчетливо различил мужчину за рулем. Он нисколько не походил на человека в сером костюме. Зато сильно смахивал на моего школьного преподавателя физики. Такие же белесые волосы, такое же исхудалое лицо, словно у малярика со стажем.
Добежав до парка Ила, я уже не сомневался, что он следит за мной.
При других обстоятельствах это, наверно, позабавило бы меня, но как раз сегодня преследование незнакомым журналистом (если это был журналист) было мне совсем некстати. Обогнув церковь, я пробежал через пешеходный мост на Нидарский мыс. У меня с самого начала был задуман этот маршрут, посыпанная гравием набережная здесь куда лучше для ступней, чем булыжник и асфальт по другую сторону реки, к тому же я сумел оторваться от водителя «тоёты». Если только за рекой меня не поджидал его приятель в белом «опеле», готовый продолжать слежку. Или он сам не бросил машину и не побежал за мной вдогонку. В коричневой тройке вместо тренировочного костюма такой любитель бега выглядел бы весьма потешно.
На подступах к Союзу студентов ощущение слежки оставило меня, и, свернув на аллею к югу от большого круглого здания, я не увидел ни коричневой «тоёты», ни белого «опеля». На подъеме к монументальному главному корпусу Высшего технического училища я ускорил темп и сделал хороший рывок через следующий мост. Достигнув Верхней аллеи, до того запыхался и пропотел, что никто не усмотрел бы нарочитости в моем решении передохнуть, после того как я сбавил темп у большого кирпичного коттеджа, где жил командующий военным округом.