Рифейские горы
Шрифт:
Да, это была ошибка! Весь поход - одна большая ошибка! Я и сам это понял, со временем, не сразу. Такое дело не делается с наскока. Нужно было лучше и тщатель-нее готовиться, хотя бы не спешить... Но кто же знал? Мы всегда возвращались с победой, с большой добычей. Из всех походов... Обидно было приехать ни с чем. Вернуться с полдороги, так и не видев этих марагов в глаза...
...Отец Небесный, подумать только, ничего этого могло просто не быть! Не про-изойти! Не случиться вовсе! Ни смертей этих бесполезных, ни плена позорного. Ни даже встречи со всеми этими аранами. Мы могли вернуться домой
Я же говорил ему с самого начала! И потом сколько раз, уже на корабле... Когда мы пробирались наугад. Когда в карте оказалось столько несоответствий... Так нет же, нет! Он не захотел возвращаться с пустыми руками, он всем хотел доказать, что это просто - ходить с набегом в неизвестные земли... А теперь что? Ничего! Ни-че-го!
И сумеем ли мы ещё вернуться, чтоб рассказать, как было всё на самом деле?
После тех слов, сказанных марагом напоследок, Лидас ничему бы не удивился, но мараг вернулся. Ещё издали они оба услышали его знакомый глухой кашель. Головы подняли разом. Переглянулись.
Он подошёл ближе, сразу же почувствовал напряжённость атмосферы. Понял, по-ка его не было, что-то успело между ними произойти, но и спрашивать ничего не стал, сообщил:
– Недалеко отсюда ключ есть... Вода свежая... Сосны... Можно костёр разжечь...
Место и вправду оказалось хорошее: крошечный ручеёк меж камней, десяток со-сёнок, разновозрастных и кривых, но это были первые деревья, встреченные ими за два прошедших дня.
Лидас боялся показаться смешным, но сумрак опустившейся ночи скрыл его ласковое благодарное движение, с каким он прикоснулся к шершавой тёплой коре. Живое. Выросло, считай, на голых камнях. Как оно попало сюда, крошечное семеч-ко, давшее жизнь этому дереву и всем другим здесь, в такой глуши? Может, мы - первые люди, увиденные этими соснами? Появится здесь ещё хоть кто-то после нас?
Тоска и боль на душе навевали странные мысли, устало глядя из-под прикрытых век, Лидас наблюдал за тем, как споро управляется с костром мараг. Живые деревья он тоже не тронул, собрал горкой сухие шишки, обсыпавшуюся хвою, чиркал креса-лом, стоя коленями на земле. Трут из мякоти гриба-трутовика взялся лишь после третьего удара, потянулся сладкий дымок. Отлично! Просто отлично!
Айвар подкармливал крошечные язычки огня сухими смолистыми веточками, опе-кал пламя, заботливо прикрывая ладонями от ночного ветерка. Костерок разгорался всё сильнее, можно и воду нести, греть чай.
Голову вскинул подняться и встретился с Кэйдаром глазами. Тот уже держал пол-ный котелок, протянул молча. Айвар тоже ничего не сказал, хоть и удивился немно-го. Надо же. Может, всему причиной усталость и голод? Все хотят побыстрее попить горяченького, хоть так успокоить изголодавшиеся желудки.
Сам он приберёг к такому случаю последний сухарь, зажаренный до коричневого, вкусный-вкусный. Аромат от него показался таким сильным, что аж в животе заур-чало. Айвар мог бы съесть его один, никто не знал про эту его заначку, но он сделал по-другому: завернув сухарь в кусок тряпки, раскрошил его куском камня, высыпал в кипяток всё до последней крошки. Мешал ложкой и чувствовал на себе оба взгляда.
– А какой вкусный хлеб пекла Марика... Лучшего в жизни не пробовал... А бульон с куриными потрохами?
– Так уж часто тебя и кормили курицей!- усмехнулся Кэйдар, грея ладони о глиня-ную чашку. То, что Лидас наконец-то заговорил, указывало на многое. Простил или просто смирился? Не зная ответа, он всё же поддержал своего родственника.- Араны нас не слишком баловали... Хотя, конечно, хлеб она и вправду пекла отменный... Несмотря на то, что сама из вайдаров...
– А Даида пекла лучшие в мире оладьи,- заметил вдруг Айвар. Они оба посмотрели на него так, будто до сих пор считали его немым. Кэйдар рот уже открыл, хотел съязвить по поводу, но не успел - Лидас помешал.
– Она так умеет запекать цыплят на вертеле и в тесте тоже... Вот это да, это стоит попробовать!- добавил он с мечтательной улыбкой, ставя свою пустую чашку на согнутую в колене ногу.- А рыба в пряном соусе? Да-а,- протянул со вздохом.
– Рыба?!- Кэйдар фыркнул.- То ли дело заливное с языками... Или булочки с абри-косами...
Они все снова помолчали. Что ещё они могли? Только вспоминать и мучиться от голода.
– Это всё, конечно, да,- произнёс Кэйдар в заключение,- но мне бы сейчас и хлеба с молоком хватило... Горячего, только что из печки... А молоко из ледника. Чтоб аж зубы ломило...
Мысли о еде - мысли приятные, но не тогда, когда есть нечего. А эти воспоми-нания лишь аппетит растравливают. Чтоб хоть немного успокоиться, Айвар пошёл собирать ветки для костра. Обломал сухие нижние сучки с двух деревьев, когда вернулся, и аэл, и идан уже спать улеглись, завернулись с головами кто в плащ, кто в одеяло. Айвар тоже спать хотел, тоже устал сильно, но перед сном ещё принёс коте-лок воды. Вроде бы и напился до одури, но после двух дней всего на одной фляжке, пить может захотеться и среди ночи.
Всё, вот теперь точно всё.
Как-то однажды аранский жрец Айнур говорил о разных способах узнать о жизни родных и близких. Айвар знал только один - сон. Сон может показать любого, как далеко бы тот ни находился. Но сны надо ещё уметь понимать правильно.
В этом сне Айвар видел Айну, его поразило её озабоченное серьёзное лицо. И ещё этот золотой венец на голове. Она никогда не носила такого.
А ещё ему приснилась мама. Она ждала, она звала. Наверное, чувствовала, что сын её рядом, близок к дому, как никогда ещё до этого.
Айвар аж проснулся, не сразу понял, что плакал во сне, но щека и мешок под голо-вой были мокрые, и глаза. Мать Милосердная! Как же это так? Расплакался, как мальчишка.
Глянул туда-сюда - нет, они ещё спят, никто не проснулся, хотя ты и звал её гром-ко, ты поэтому сам и проснулся, от своего же голоса.
А после уснуть так и не получилось, а потом и светать начало.
Кэйдар проснулся последним. Прекраснейший в мире запах - запах жарящегося мяса - разбудил его.
Мараг и Лидас пекли на прутьях тонкими пластиками нарезанное мясо.