Рифмуя Мир
Шрифт:
И увидела тотчас приятельниц пару своих,
И, болтая беспечно о всяческих мелочах,
Позабыла про мрачные думы, на свободу их отпустив.
22.8
Двадцать пять
А в эти дни пробило двадцать пять,
Как я оставила работу
На роли статусной и перешла в пехоту,
Уехав в лагерь пионерский убирать
И мыть полы, стелить постели,
И четверо моих со мной - при деле,
И даже
Забрать его с собой ребята захотели.
Он там и сгинул - поминать
Его, скорей всего, не будут,
Скорей всего, его забудут -
Уже забыли, надо понимать.
А в эти дни загрохотали танки
Вдоль по шоссе, от лагеря чуть-чуть -
Об этом мне сказала повариха Танька,
Встававшая в четыре поутру.
В Москве ГКЧП готовит козни,
И Ельцин поднимается на танк,
И арестован Горбачев в Форосе,
Директор лагеря сотрудников собрал,
Уверив всех, что "на два месяца запасов,
Продержимся с детьми вдали, а там
Определятся те и эти,
Работаем по плану - с нами дети,
Без нас решится - пан или пропал".
И мы с детьми малину с ежевикой,
Созревших здесь до таянья во рту,
Под Серпуховом в девственном лесу
В час мертвый собирали прытко.
А связи не было с Москвой, и лишь потом
Узнала я детали тех событий,
И Саша пролежал больной,
Один до самого закрытья
Сезона лагерного - ровно двадцать пять
Прошло с тех пор... Я жизнь перебираю...
Весы качаются... Не знала,
К какому берегу придется нам пристать.
23.8
И ныне, и присно, и во веки веков
Я раковины черной перламутр
Продела в уши, убегая
В одно из темно-серых утр,
Когда туманы охлаждают,
И ожерелье серых бус
На голую накину шею -
И, надевая, я стремлюсь
Войти достойно в эмпиреи,
Где колоннады древних сил
Взрастили стройные редвуды,
Где дух поэзии меня одушевил,
И присно воодушевлял, и будет.
24.8
Патриарх
Старый садовник, очень-очень старый
Толкает тележку с садовым инвентарем,
Лет десять назад он был почти что бравым,
Сейчас постарел, но работа зовет.
Его сыновья уже взрослые парни,
Самостоятельные мужики,
Но он по-прежнему в семействе главный,
Как все работящие старики.
Он ежедневно бродит с трубою,
Гоняя пыль окрестных дорог,
Стрижет разросшийся плющ косою
Бензиновой и включает дождь.
А в осень тяжелых мешков груду
Листвы волочит из последних сил -
Я, может, странно? желать ему буду,
Чтоб он и меня, старый дед, пережил.
Глаза обесцветились, шаркают ноги,
Да что из того - он тащит свой дом,
Из мексиканских крестьян его корни,
Живучие, как патриархи ворон.
24.8
Серый крест
А на хребте еще заметна дымка,
И небо серое над ним,
А надо мной сияет голубым,
И месяц серебрится рыбкой.
Но солнце растворяет муть небес,
Хотя и дольше - нужно больше силы,
Но осень на носу - слабеет наш Ярило,
А утро августа несет свой серый крест,
Оставив полудню смывать осадок мыльный.
Какая тишина - лишь легкий звон в ушах
От крови, протекающей по венам,
Пора домой, в прохладу непременно,
От уличной жары устав.
24.8
Подарок сына
Когда-то, пару лет назад,
Сын подарил бромелиаду,
Цветущую, как ежик розоватый
И в синих пупочках, естественных цветах.
Как честное и верное созданье,
Бромелиада размножается, цветет
В ответ на малое вниманье,
Что получает, и уход.
Друзьям, знакомым и родне дарю растенье:
Когда бромелиада даст цветок,
Колючий и изысканный росток -
То ежик попадает в дружеские семьи.
В родне его известны ананасы -
Экзотика тропической породы,
Когда-то сын с подарком расстарался,
И ежики, бородкою милорда,
Они добропорядочно цветут
На радость мне, на удивленье людям,
А ананас нарежем и на блюде
Гостям с шарлоткой подадут.
25.8
Не удаляем
Недавно рыже-красною луной
Удивлена, чуть постаревшую схватила
На фотокамеру, и съемка поразила -
Увидела там женское лицо.
А раньше никогда рельеф луны
Я с женским профилем не совмещала,
И вдруг лицо сложилось разом,
Хоть фотоснимки многочислены,
И многократно редактированы мной,
Но почему же только рыжею луной