Рифтеры (Сборник)
Шрифт:
Лабин взглянул на нее своими протезами:
– Не забудь застегнуть, когда закончишь. Как твоя пленка?
Она расстегнула крутку, проверила гидрокостюм под ней. Широкий косой крест полупроницаемой мембраны прикрывал электролизный порт.
– Держится, – сказала она и застегнула маскарадный костюм сухопутника. – А то, что мы так низко идем, местные власти не побеспокоит?
– Эти – нет...
Лени даже представила, как он закатил слепые глаза, удивляясь ее тупости. Как видно, за дермы, противоядия и выпотрошенных людей можно было купить не только транспорт.
Через пару кварталов каньон выходил на открытое пространство.
– Так вот он где, – пробормотала Кларк. Лабин сбавил скорость, теперь они еле ползли.
Перед ними огромным темным Колизеем открылась площадь, вырезанная в тесноте местной архитектуры. Лабин остановил «Сикорский-Белл» в трехстах метрах над ней у самого периметра.
Вал с крепостным рвом в два квартала шириной. Одинокий небоскреб – сужающаяся флейтой многогранная башня – поднимался посередине. Над крышей стояла призрачная корона из голубых огней. А все остальное было мертво и темно – на шестьдесят пять этажей ни единого светящегося окошка. На земле вокруг лежали заплаты фундаментов, следы снесенных зданий, теснившихся здесь в более счастливые времена.
Кларк задумалась: что бы увидели глаза сухопутника, если бы такой рискнул забраться сюда в темноте? Может, горожане Садбери видели вовсе не Патруль Энтропии. Возможно, им представлялась башня призраков, темная и грозная, полная скелетов и мерзких ползучих тварей. Разве можно винить людей, похороненных под обломками двадцать первого века, осажденных неведомыми микробами и электронными демонами, за то, что они вернулись к вере в злых духов?
«Возможно, они даже правы», – подумала Кларк.
Лабин указал ей на призрачное освещение парапета. Из этого нимба поднималась посадочная площадка и десяток мелких надстроек вокруг – грузовые лифты, вентиляционные шахты, оборванные пуповины подъемников.
Кларк с сомнением огляделась:
– Нет.
Здесь садиться было нельзя, здесь наверняка установлены защиты.
Лабин, кажется, ухмыльнулся:
– Давай проверим.
– Не думаю, что это...
Кен врубил скорость, и они ринулись в пустое, открытое пространство.
Вылетев из каньона, заложили вираж направо. Кларк вцепилась в приборную панель. Земля и небо перевернулись: город с археологическими руинами сбритых фундаментов вдруг оказался в трехстах метрах за плечом Лени, и на нее уставились два черных круга по метру в поперечнике, словно глазницы гигантского черепа. Только они были не пустые и даже не плоские, а слегка выступали над землей, словно полюса закопанных в нее гигантских шаров.
– Это что? – спросила она.
Нет ответа. Кларк скосила глаза. Лабин одной рукой придерживал между коленей бинокуляр, а другой пристраивал на него пенсне. Линзы аппарата смотрели в потолок кабины. Кларк внутренне содрогнулась: каково это, когда твои глаза расположены в метре от черепа?
– Я спросила... – заново начала она.
– Артефакт перегрева. Гранулы почвы взрываются как попкорн.
– От чего это? Мина?
Он рассеянно покачал головой, переключившись на что-то у основания небоскреба:
– Луч частиц. Орбитальная пушка.
У Кларк свело внутренности.
– Если у него есть... Кен, а если он заметит?..
Что-то натриевой вспышкой полыхнуло у нее в затылке. В груди затикало. Управление «Сикорского-Белла» кашлянуло невероятно дружным хором и погасло.
– Похоже, есть, – заметил Лабин, когда стих мотор.
Ветер негромко свистел в фюзеляже. Ротор продолжал постукивать над головами, по инерции шлепая лопастями. Больше ни звука, кроме тихих ругательств Лабина, когда вертолет на мгновение завис между землей и небом.
В следующее мгновение они уже падали.
Желудок у Кларк застрял в горле. Лабин давил педали.
– Скажешь, когда пройдем шестьдесят метров.
Мимо проносился темный фасад.
– Чт...
– Я слепой, – Кен оскалился от какой-то извращенной смеси страха и возбуждения – руки тщетно и яростно сжимали джойстики. – Скажешь, когда... десятый этаж! Скажешь, когда минуем десятый!
Одну половину Кларк до бесчувствия поразила паника. Вторая пыталась выполнить приказ, отчаянно подсчитывала этажи, пролетавшие мимо. Но окна были слишком близко, сливались, а вертолет должен был рухнуть. Рухнуть у самой башни, но та вдруг исчезла, оборвалась углом, мелькнувшим на расстоянии вытянутой руки. Открылся северный фасад, из-за дальности его было лучше видно, и...
«О, господи, что это...»
Какой-то непокорный, пораженный ужасом участок мозга бормотал, что не может такого быть, но вот же она – черная, беззубая, в стене небоскреба зияла пасть, широкая, как ворота для целого легиона. Лени пыталась отвлечься, сосредоточиться на этажах, начать счет от земли. Они падали мимо этого невозможного провала... а потом выяснилось, что летят прямо в него!
– Лени...
– Пора! – завопила она.
Секунда растянулась вечностью, а Лабин ничего не сделал.
В этом бесконечном мгновении самое странное – ощущения. Шум от все еще – чудом, удачей или чистым упрямством – вращающегося ротора, пулеметный ритм с доплеровским смещением, как медленный далекий стук сердца улетающего в бездну космонавта. Вид несущейся навстречу, несущей гибель земли. Внезапное холодное смирение, признание неизбежного: «Мы умрем». И кивок с грустной насмешкой, понимание, что могущественный
Кен Лабин, всегда просчитывавший на десять ходов вперед, мог совершить такую глупую, такую тупую ошибку.
А потом он рванул рычаг, и вертолет вздыбился, струсил в последний момент. Кларк весила сотню тонн. Они смотрели в небо, мир за ветровым щитком – земля, стекло, далекие облака – слился в сплошную круговерть. На один ошеломительный миг они снова полетели. Затем что-то с силой пнуло их сзади, проламывая полимер и раздирая металл. Машина завалилась набок, и этот чудесный ротор хлестнул по земле и замер, наконец побежденный. Кларк безумными глазами уставилась на огромный монолит, который, безумно перекосившись в ночном небе, спускался вместе с темнотой, чтобы ее сожрать.