Рифтеры (Сборник)
Шрифт:
– Ага. – Она отпускает спинку сиденья. Отпечатки от ее пальцев остаются в пене. Склоняется, шепчет: – Свет в кабине включи поярче. Чтобы был нормальный гостиничный уровень… – А потом отправляется на корму, успокаивая груз: – Ну, это было захватывающе. Но Джоэл заверяет, что подобные небольшие прорывы случаются тут постоянно. Беспокоиться не следует, хотя они и могут застать врасплох.
Кита повышает уровень освещения в кабине. Груз сидит тихо, все еще прячась в шлемофонах, словно страусы в песке. Притила суетится вокруг, приглаживая им перышки.
– И, разумеется, впереди у нас большая часть экскурсии…
Джоэл увеличивает диапазон сонара, переключив его на корму. Светящийся шторм водоворотом кружится на тактическом дисплее. Под ним свежий хребет выступивших камней уродует строительную разметку Энергосети.
Притила снова садится рядом.
– Джоэл?
– Что?
– Говорят, там внизу будут жить люди?
– Угу.
– Здорово. А кто?
Он смотрит на нее.
– Рекламу видела? Пресс-релизы? Самые лучшие и самые умные. Они будут сражаться с вечным мраком и поддерживать огонь цивилизации.
– Джоэл, серьезно, ну кто?
Кита пожимает плечами.
– Да хер его знает.
БЕНТОС [5]
ДУЭТ
КОНСТРИКТОР [6]
Когда на станции «Биб» [7] гаснут огни, то становятся слышны стоны металла.
5
Бентос (от греч. Benthos) – совокупность организмов, обитающих на грунте и в грунте материковых и морских вод.
6
Констриктор – мышца, сжимающая какой-либо орган или же заставляющая сокращаться полый орган или его часть. Так же этим словом обозначается самозатягивающийся веревочный узел.
7
Станция названа в честь Чарльза Биба (1877–1962) – американского новатора в области подводных исследований. Именно он в 1930 году изобрел первую батисферу для подводных наблюдений.
Лени Кларк лежит на своей койке и внимает. Над головой, за трубами, проводами и скорлупой корпуса три километра черного океана хотят ее раздавить. Под собой она чувствует рифт, распарывающий дно с силой, достаточной, чтобы сдвинуть целый континент. Кларк лежит здесь, в этом хрупком убежище, и слышит, как панцирь станции смещается по микрону, слышит, как слабо, чуть ли не за пределами человеческого диапазона, трещат его швы. На рифте Хуан де Фука бог – настоящий садист, и имя ему – физика.
«Как же меня уговорили? – думает она. – Зачем я сюда спустилась?»
Но она уже давно знает ответ.
Лени слышит, как Баллард выходит в коридор. Кларк ей завидует. Та никогда не лажает, такое ощущение, что у нее все всегда под контролем. Она, кажется, даже счастлива здесь.
Кларк скатывается с койки, отыскивая в темноте выключатель. Ее каморку заливает бледный свет. Трубы и эксплуатационные панели загромождают стены вокруг; когда находишься на глубине трех тысяч метров, эстетика всегда проигрывает функциональности. Лени поворачивается и видит гладкую черную амфибию в зеркале на переборке.
Это случается до сих пор. Иногда она забывает, что же с ней сделали.
Требуется сознательное усилие, чтобы почувствовать механизмы, притаившиеся на месте ее левого легкого. Кларк уже настолько привыкла к постоянной боли в груди, к еле ощутимой застойности пластика и металла при движении, что едва их замечает. Она все еще помнит, каково было жить полноценным человеком, и по ошибке принимает этого призрака за подлинные ощущения.
Однако такие передышки длятся недолго. На «Биб» повсюду зеркала; по идее, они должны зрительно расширять личное пространство экипажа. Иногда Кларк закрывает глаза, прячась от своих отражений, которые постоянно кидаются на нее. Помогает слабо. Она крепко зажмуривает глаза и чувствует в них линзы, скрывающие зрачки гладкими белыми катарактами.
Лени выбирается из каюты и идет по коридору в сторону кают-компании. Там ее ждет Баллард, одетая в гидрокостюм, с привычным выражением уверенности на лице.
Встает Лени навстречу:
– Ну что, готова к выходу?
– Ты тут главная, – отвечает Кларк.
– Только на бумаге. – Баллард улыбается. – Здесь, внизу, никакой иерархии нет, Лени. По моему мнению, мы равны.
После двух дней на рифте Кларк до сих пор удивляется тому, насколько часто напарница улыбается. По малейшему поводу. Иногда это кажется искусственным.
Снаружи что-то ударяется в корпус.
Улыбка Баллард сникает. Они снова слышат этот звук: влажный, глухой шлепок, доносящийся сквозь титановую кожу станции.
– Да уж, вот так сразу не привыкнешь, да? – спрашивает Баллард.
Снова:
– Я имею в виду, судя по звуку, эта штука большая…
– Может, нам лучше вырубить освещение? – предлагает Кларк. Хотя знает, что никто ничего не отключит. Внешние прожекторы «Биб» горят круглые сутки электрическим костром, отгоняющим прочь тьму. Изнутри его не видно – на станции нет иллюминаторов, – но каким-то образом знание об этом невидимом огне успокаивает…
Шлеп!
…большую часть времени.
– Помнишь тренировку? – говорит Баллард, перекрикивая звук. – Когда нам говорили, что обычно рыбы будут… маленькими.
Голос ее затухает. «Биб» слегка потрескивает. Какое-то время женщины неподвижно стоят и слушают. Снаружи звуков больше не доносится.
– Наверное, устала, – комментирует Баллард. – А казалось, они должны были сообразить заранее.
Она идет к лестнице и спускается.
Кларк следует за ней со странным нетерпением. На «Биб» есть звуки, которые беспокоят ее гораздо больше бесполезной атаки какой-то заблудившейся рыбы. Она слышит, как усталые сплавы обговаривают условия сдачи. Чувствует, как океан ищет лазейку внутрь. А что, если найдет? Тихий всем своим весом рухнет на них и превратит ее в желе. Когда угодно. В любое время.
Лучше встретиться с ним лицом к лицу, на дне, где знаешь, что происходит. Здесь же остается только ждать, когда это случится.
Когда идешь наружу, то словно тонешь. Каждый день. Раз за разом.
Кларк стоит перед Баллард в воздушном шлюзе, где места едва хватает для двоих, гидрокостюм наглухо закрыт. Она уже научилась терпеть вынужденную близость; немного помогает белый панцирь на глазах. «Запаять печати, проверить фонарь на голове, протестировать инжектор»; ритуал захватывает, шаг за шагом рефлекторно подводит к тому ужасному моменту, когда Лени пробуждает машины, спящие внутри, и меняется.