Рифы космоса (трилогия)
Шрифт:
Потому что его страх перед сообщностью все рос и рос, словно колдовской зловещий сорняк, пока не стал сильнее всех ужасов синтетического ада, созданного механоинструктором, чтобы наказывать его за грубейшие ошибки. Страх этот притаился в темном углу сознания Ганна, как жуткий бронированный пиропод. Наконец, он стал таким нестерпимым, что Ганн начал умолять Джули выпустить его из тренажера.
Она засмеялась.
— На тебе просто повезло, — весело объявила она. — Мне пришлось учить механо гораздо более сложным способом. С помощью же тренажера
Он не осмелился сказать ей, что не хочет такого посвящения.
— В самом деле, — жизнерадостно продолжала Джули, — тренажер — это просто как утроба матери. Внутри него все твои неэффективные человеческие реакции будут перестроены. Ты научишься реагировать быстро и точно. Когда ты снова «родишься» и выйдешь из тренажера, ты будешь совершенным детищем Машины.
Он постарался сдержать охватившую его дрожь.
— Теперь начнем знакомиться со структурами существительных, — радостно предложила Джули. — Ты уже овладел основами анализа механо, рассматривающего вселенную как процесс. В сущности, в механо нет ни глаголов, ни существительных, а есть объекты — в движении. Ты не забыл?
С ужасом вспомнив горнило разбитой ракеты, жгучую боль от разъедающих тело паразитов на Венере, рвущие тело жвала фосфорических червяков в пещере на Меркурий, он поспешно кивнул.
— Например, — пропела Джули, — для всех объектов из твердого вещества имеется одно базовое имя. Такие аспекты, как размер, форма, материал и назначение указываются с помощью флексий. Но это не существительное, потому что глагольная интонация всегда напоминает о процессе движения и изменения, полому каждая многословная форма является законченным утверждением.
Мягкая улыбка Джули дразнила Ганна.
— Если ты будешь стараться, то, может быть, мы немного поплаваем.
Он старался — третий принцип механообучения принуждал его к этому — но до воды они так и не добрались.
Наступил момент, когда Джули вдруг исчезла. Он услышал шипение воздуха, почувствовал на вспотевшем обнаженном теле ледяное дуновение наружного воздуха.
Снова вернувшись в центр обучения, он выбрался из мембраны сенсорно-эффекторной оболочки, натянул комбинезон и, покачиваясь, спустился по металлической лестнице.
— Добрый вечер, сэр. — У юного тех-лейтенанта теперь вид был скучающий и сонный. — До завтра, сэр.
Ганн страстно желал больше никогда не встретиться с этим лейтенантом, никогда больше не увидеть грушу тренажера, потому что это означало, что он будет введен в сообщность. Он отчаянно хотел бежать куда-нибудь — в Рифы Космоса, к Карле Сноу…
Но у него не было сил, его охраняли и стерегли. Он не знал, где находится… быть может, под горой… или под дном океана. Он выполнил положенную программу упражнений, принял горячий душ, выстоял очередь за ужином и отправился в свою маленькую комнатку спать.
Совершенно внезапно загремел сигнал гонга. Пришло время вставать, снова брить голову, снова раздеваться и намазываться липким желе, снова возвращаться в утробу Машины…
И наступил момент, когда Джули Мартин — или ее спроецированный фантом — устроила ему испытание, а потом, улыбаясь, сообщила, что он выдержал экзамен.
— Теперь ты заслужил сообщность. Ты готов родиться заново.
Он едва не закричал, что не хочет получать сообщности. Но прикусил губу. Он хранил молчание, пока фантом Джули Мартин не исчез и не зашипели воздушные клапаны, и его не опахнуло холодным ветром, и он был наконец рожден из чрева Машины.
В полубессознательном состоянии — наркотики, в отчаянии прошептал он про себя, — он обнаружил, что лежит на койке. Он не помнил, как попал сюда. Он знал только, что с ним что-то не в порядке. В воздухе чувствовался непонятный, едва уловимый запах, за дверью чудилось едва уловимое движение, словно кто-то стоял там, ожидая, когда Ганн заснет.
Потом подействовал усыпляющий газ, подававшийся через подушку. Ганн уснул. Как мертвый
Проснувшись, он сразу почувствовал несильную, но ощутимую боль. Болела лобная кость, саднило кожу. Теперь он был в другой комнате — в палате послеоперационных больных с зелеными стенами.
Он мог и не касаясь лба сказать, что, пока он спал, хирурги провели тончайшую операцию, врастив волосяной толщины электроды в точечные центры в его мозгу. Теперь на лбу Ганна блестел металлический знак сообщности.
В мозгу любого млекопитающего, кроме нервно-проводящей ткани, имеются специальные участки, которые заведуют настроениями и эмоциями, а также, например, двигательной активностью, саморегуляцией организма, сознательной мыслительной деятельностью и прочими аспектами деятельности мозга.
Одна из таких зон является центром наслаждения. Врастите в него тончайший платиновый электрод. Пустите по нему слабый, всего в несколько миллиампер, электрический ток. В результате получаете настоящий экстаз! Снабдите подопытное животное таким электродом и педалью, с помощью которой оно может управлять сигналами, и животное будет нажимать на педаль, нажимать… нажимать… не останавливаясь даже, чтобы поесть и попить… оно будет сжигать себя удовольствием, пока не упадет от истощения сил, а проснувшись, сразу начнет снова нажимать на педаль…
Разряд наслаждения, ударивший в само существо Бойса Ганна в первый момент после пробуждения, превзошел все, что он мог вообразить. Это было одновременно и осязательное, и акустическое, и обонятельное ощущение, свет, вкус, запах, касание, дикое наслаждение любви и вызывающая дрожь радостного ужаса опасность разных видов спорта — все это было сложено вместе и усилено почти до невыносимости. Время остановилось.
Ганн плыл в бурном море ощущений.
Многие эпохи спустя он снова почувствовал, что вернулся в свое тело. Волна доведенной до квинтэссенции страсти откатилась прочь, оставив его высушенным и разбитым.