Рихард Зорге – разведчик № 1?
Шрифт:
Балансируя между противоборствующими силами, правительство, с одной стороны, отменило осадное положение, объявило свободу слова, собраний, союзов, ввело 8-часовой рабочий день. С другой, предвидя неминуемые последствия дарованных народу свобод, оно начало искать, кто бы навел в стране порядок. Ну а кто может его навести? Уже 11 ноября Эберт обратился за помощью к начальнику Генерального штаба Гинденбургу, исполнявшему в то время обязанности главнокомандующего вместо бежавшего кайзера, и его заместителю Гренеру, фактическому начальнику генштаба. Они договорились, что офицерский корпус поддержит правительство, если возникнет необходимость пустить в ход войска. А то, что такая необходимость возникнет, видно было невооруженным глазом, потому что активность масс, несмотря на победу революции, и не думала идти на спад.
К концу ноября бастовали рабочие Берлина, Верхней Силезии, Рурской области. Они требовали повышения зарплаты, что все равно от правительства не зависело, и социализации крупной промышленности, что от правительства зависело, но очень не хотелось.
6 декабря, выполняя договоренность с правительством, офицеры предприняли попытку разогнать Берлинский Совет. Социал-демократы, пожалуй что, и проглотили бы произвол, но не спартаковцы! Они тут же подняли рабочих, и из «замирения», кроме большой драки, ничего не вышло. 16 декабря в Берлине открылся съезд Советов. Помня, чем год назад закончилось подобное мероприятие в России, вся страна пребывала в напряжении. «Союз Спартака», само собой, тут же выкинул лозунг «Вся власть Советам», однако приличное социал-демократическое большинство съезда его не поддержало. В итоге было принято решение о выборах в Национальное Учредительное собрание.
После этого спартаковцы решили, что с социалистами им дальше не по пути. 30 декабря они вместе с другими леворадикальными социалистическими группировками создали Коммунистическую партию Германии. Естественно, члены новорожденной партии, вдохновленные русским опытом, горели желанием поучаствовать в чем-нибудь эдаком, революционном, и случай не замедлил представиться. 4 января был уволен полицай-президент Берлина Эйхгорн, «независимый» социал-демократ, популярный среди рабочих. Народу это не понравилось, и на следующий день товарищи Эйхгорна по партии организовали маленькую такую демонстрацию протеста, всего-то на 150 тысяч человек, которая увенчалась традиционными столкновениями между рабочими и полицией. «Независимые» создали Военно-революционный комитет – и тут к восстанию радостно примкнули коммунисты и, в то время как заварившие всю эту кашу «независимые», действуя по своему плану, начали переговоры с правительством, попытались перехватить руководство и приступить к революции.
Пока прежние и новые руководители восстания разбирались между собой, Эберт оперативно передал власть военному министру Носке. Тот ввел в Берлин войска и к 15 января навел относительный порядок. Под шумок, не затрудняя себя юридическими тонкостями, военные расправились с лидерами коммунистов Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, попросту шлепнув их в какой-то подворотне.
Дальше события развивались по двум параллельным сценариям. С одной стороны, все было прилично демократично: 19 января прошли выборы в Национальное учредительное собрание, Центральный Совет рабочих и солдатских депутатов торжественно передал ему свои полномочия, Учредительное собрание избрало Эберта президентом республики, а новое коалиционное правительство возглавил Шейдеман.
Но у коммунистов-то были свои планы! Не обращая внимания на какие-то там выборы, они еще 10 января подняли на восстание рабочих Бремена. Рабочие отряды выгнали из своей земли войска и провозгласили Бременскую советскую республику. Республика продержалась до 4 февраля, что, в общем-то, совсем неплохо. Едва власти разобрались с Бременом, как в середине февраля началась всеобщая забастовка в Рурской области, перекинувшаяся на Среднюю Германию, Баварию и Вюртемберг. В начале марта снова поднялся Берлин: рабочие захватывали полицейские участки, начали строить баррикады. В город опять ввели войска и «замирили» восставших. Все вроде бы стало утихать – и тут вдруг советскую республику объявили в Баварии, причем на сей раз сделали это резко полевевшие «независимые». Управление смутой у них тут же перехватили коммунисты и стали «делать революцию»: ввели рабочий контроль, национализировали банки и железные дороги, начали формирование Красной армии. Лишь 1 мая республику удалось ликвидировать, для чего потребовался воинский контингент в 100 тысяч человек.
На этом первая серия германской революции закончилась, если не считать того, что продолжались постоянные забастовки, но по сравнению с тем, что было, да и с тем, что будет, это такие мелочи…
Рихард, естественно, принимал самое горячее участие в событиях. В ноябре он организовал кружок матросов, участвовал в демонстрациях, вместе с Герлахом был избран в Объединенный совет рабочих и матросских советов Киля. Попутно получил еще одно поручение – организовать в городе народный университет.
В январе, когда начались берлинские события, Рихард вместе с товарищами отправился в Берлин на помощь восстанию. Однако было уже поздно, в городе хозяйничали военные. Прибывших арестовали прямо на вокзале. Правда, работали стражи порядка из рук вон плохо – при обыске револьвера у Рихарда не нашли, иначе бы он так легко не отделался. За ношение оружия в то время могли и расстрелять. А так их всего лишь выслали обратно в Киль.
Естественно, бурная деятельность Рихарда на революционном поприще не осталась незамеченной – имя Зорге давно уже значилось в списках полиции. Тогда он решил, от греха подальше, перебраться в Гамбург, второй по величине город страны, где было сильно влияние социал-демократов. Расстояние между Пруссией и Северной Германией для полиции оказалось непосильным – туда они не дотянулись, а организованность немецкой полиции, равно как и вообще немецкая организованность и пунктуальность, вообще-то говоря, сильно преувеличены, и это еще сыграет в судьбе нашего героя спасительную роль.
Рихард и не думал «ложиться на дно», порывать с революцией. Однако и становиться профессиональным революционером-нелегалом тоже не собирался. Раз уж в бурном течении его жизни наступил штиль, он решил воспользоваться периодом затишья и продолжить образование. Вообще, в этом человеке парадоксальным образом уживались кабинетный ученый и неуправляемый авантюрист, кропотливый исследователь и искатель приключений. В мирной жизни от него было больше толку, поскольку, когда у Зорге доходили руки до научных занятий, он показывал себя серьезным ученым, но мирную жизнь он выносил лишь до поры до времени – и снова в нем просыпался прадедушка-пастор, втравливая правнука в какую-нибудь историю по ту сторону закона. Однако пока на какое-то время страсть к активным действиям была утолена. Начинался «период науки».
В Гамбурге существовал только что, сразу после Ноябрьской революции основанный университет. В то время в Германии можно было получить ученую степень, не имея диплома о высшем образовании, и Рихард, которому надоело сидеть за столом в аудитории, решил заняться самостоятельными исследованиями. Он записался на факультет государства и права в качестве соискателя ученой степени и семь месяцев спустя уже представил ученому совету свою диссертацию. Называлась она «Имперские тарифы Центрального союза немецких потребительских обществ» и была на самом деле серьезным исследованием работы союзов потребителей – рабочих организаций, предшественников профсоюзов, которые занимались тем, что обеспечивали своих членов качественными и недорогими товарами. Защита прошла с отличием, и Рихард Зорге стал доктором государственно-правовых наук.
Кроме подготовленной в рекордные сроки диссертации, этот невероятно работоспособный человек начал в Гамбурге свою карьеру журналиста, которая позднее станет его основным прикрытием в разведработе – в то время он печатался в газете «Гамбургер фольксцайтунг».
Однако и в этом городе Рихард задержался ненадолго. После защиты диссертации он перебирается в Ахен вслед за профессором Герлахом, который к тому времени начал преподавать на кафедре экономических наук Ахенской высшей технической школы. Зорге становится его ассистентом. Вечера же он по-прежнему проводит в доме Герлахов. Курт Альберт и его молодая двадцатилетняя жена Кристина любят и привечают Рихарда, зовут его давним детским прозвищем – Ика.