Рикошет

Лейк Кери

— Я в порядке, Кармен. Пожалуйста, я буду в порядке, — хоть на простыне и было столько кровавых пятен, что явно исключало ножевой порез, худшее, вероятно, было у меня внутри. Он и прежде делал такое, и были разы гораздо более жестокие, чем вчерашняя ночь, так что я знала, что восстановлюсь через пару часов. — Пожалуйста, я в порядке… я… у меня просто начались месячные, — ложь, и поскольку Кармен убирала мою личную ванную, я была уверена, что она хорошо помнила, что они закончились у меня неделю назад, как и положено по циклу.

— Мне позвонить в больницу?

Сказать, что вы не сможете прийти?

— Нет! — я не собиралась произносить это слово настолько яростно, как произнесла, но я отказывалась упускать возможность покинуть эту крысиную дыру на несколько часов. Единственная вещь, которая удерживала меня от помешательства — это времяпрепровождение с группкой сломленных и побитых жизнью студентов — мое вознаграждение. — Нет, со мной все будет хорошо. Я просто… у меня просто остаточное кровотечение.

— Слишком много крови для остаточного кровотечения, — ее испанский акцент сделал ее ответ почти смешным, если бы не намек на тревогу за словами, но ее взгляд оставался приклеенным к пятну крови на простыне, где находилась моя задница. — Я наполню для вас ванну… или, то есть, включу теплый душ. Как вы на это смотрите?

Когда-то я сказала Кармен, что в основном не любила принимать ванну. По правде говоря, я до посинения боялась ее.

— И поменяю ваши простыни. Быстро.

— Звучит потрясающе, Кармен. Спасибо.

Она направилась в ванную, но остановилась на полушаге.

— Мисс, знаете, у меня есть подруга, которая однажды находилась в очень сложной ситуации, — она понизила свой тон, приводя мои чувства из рода «вот дерьмо» в боевую готовность, и даже не повернулась ко мне лицом. — Она наняла того парня…

— Кармен, — я перебила ее ради ее же безопасности. — Я сказала, что я в порядке.

Она кивнула и продолжила свой путь в ванную.

Когда-то я посещала курсы по психологии в колледже и не могла понять разницу между психопатом и социопатом. Для меня, любой такой «пат» был патом — безвыходной ситуацией, — которых я избегала всю свою жизнь, но, честно говоря, мне стоило уделять курсу больше внимания.

Пока звук льющейся воды эхом доносился из ванной, я подняла голову к камере в углу моей комнаты.

***

Рената, кузина Кармен, которая работала на ту же семью владельца клиринговой компании, поправила мое платье сзади, заглядывая мне через плечо, пока мы обе пялились в зеркало. Одна-единственная полоса сатина проходила от правого плеча к моей груди и спадала вниз по моим изгибам длинным, элегантным платьем, с поясом из бусин на талии. Длинный разрез открывал мое бедро, а шпильки с завязками-лентами добавляли утонченности. Пока черные перчатки скрывали шрам на моем запястье, ряды жемчуга прятали отпечаток от ремня, который Майкл оставил на моем горле.

Честно говоря, я ненавидела шикарные платья и драгоценности, которые он заставлял меня носить, будто я была его личной куклой Барби. Я выросла, не имея ничего подобного, и в моей крови

выработался антиген против всего настолько пышного и изысканного.

— Какая красота! — Рената повернулась к гораздо меньшей, более вялой женщине, что собирала одежду, от которой я избавилась, чтобы переодеться в платье. Она никогда не говорила. Не могла. У нее не было языка. — Разве она не красива, Элиз? — на ее вопрос женщина слабо улыбнулась и кивнула, но быстро вернулась к уборке бардака, который поселился в моей роскошной спальне. Кончиками пальцев Рената разгладила мои длинные, каштанового цвета локоны, подкрученные на концах. — Кто вы, миссис Каллин? В вас ведь течет кровь какой-то европейки?

— Мой отец был французом, а его мать была родом из Сицилии.

— А ваша мама?

Инстинктивно, я потерла шрам на своей руке и посмотрела вниз на надпись, каллиграфически вытатуированную у меня на запястье. Цитата Шарлотты Бронте:

«Не принесет мне жизнь и доли утешенья,

И пред могилой себя страху не предам,

Пережила я час разлуки, чтоб увидеть

Того, за чью я жизнь свою отдам».

Боже, мысль о ней до сих пор пронзала меня ножом в сердце. Я потеряла ее в тот период своей жизни, когда, вероятнее всего, нуждалась в ней больше всего. В тот период, когда мой отец стал настолько разбитым скорбью, что простое упоминание ее имени заставляло его прятаться у себя в гараже — его пристанище — часами. Лишь позже, в письме, которое он написал мне в день, когда я сбежала с Майклом, я поняла, сколько боли ее смерть принесла ему.

Я никогда не знала кого-то похожего на свою мать, настолько полного жизни, яркого и свободного духом. Рядом с ней я чувствовала себя в тепле и на своем месте. Мы едва могли сводить концы с концами на зарплату папы, и все равно у меня было все, что мне нужно, чтобы оставаться живой.

— Красивая, — сказала я. — Моя мать была красивой.

— Ну, значит, вот почему вы так прекрасны. Челюсть мистера Каллина отвалится, когда он увидит вас. Просто надейтесь, что он вернется вовремя.

— Майкл уехал? — Я стрельнула взглядом в ее отражение в зеркале. Нам нужно было выезжать через двадцать минут на благотворительный вечер в больнице, о котором он напомнил мне сегодня утром. — Откуда ты знаешь, Рената? Я думала, он работает у себя в кабинете.

Он покачала головой.

— Это самое странное. Он обычно закрывает свой кабинет на ключ, но сегодня днем, когда я пришла, дверь была широко распахнута.

Слова были почти богохульными. Майкл никогда не оставляет дверь своего кабинета открытой.

— Сегодня днем? Она была открыта сегодня днем?

— Я постучала, как всегда делаю перед тем, как войти, но ответа не последовало, — он хлопнула ладонью по рту. — О боже! Я надеюсь, он не…

Мертв? Я напрягла лицо, чтобы ни брови, ни счастливая улыбка не могли выдать моего счастья.