Рилла из Инглсайда
Шрифт:
Так что «глупцы» взяли Вими Ридж… и заплатили за это высокую цену.
Джерри Мередит был серьезно ранен в этом сражении — выстрелом в спину, как говорилось в телеграмме.
— Бедная Нэн, — вздохнула миссис Блайт, когда пришла эта новость.
Она вспомнила свою собственную счастливую юность в старых Зеленых Мезонинах. Юность, в которой не было подобной трагедии. Какие страдания выпали на долю девушек нового поколения! Когда две недели спустя Нэн вернулась домой из Редмонда, по ее лицу можно было догадаться, что она пережила за эти дни. Джон Мередит, казалось, тоже вдруг как-то постарел. Фейт не вернулась домой; она уже плыла через Атлантику в составе одного из добровольческих медицинских отрядов. Ди тоже попыталась добиться от папы согласия на свой отъезд в Европу, но ей было сказано, что такое согласие не может быть дано — из-за мамы. Так
В укромных уголках Долины Радуг зацвели перелески. Рилла давно ждала, когда они появятся. Когда-то первые перелески приносил маме Джем; когда Джем ушел на войну, их приносил ей Уолтер; минувшей весной их нашел для нее Ширли; теперь Рилла решила, что пришел ее черед занять место мальчиков. Но, прежде чем она сумела отыскать их, в один из вечеров в Инглсайд пришел Брюс Мередит с нежно-розовым букетиком в руках. Широко шагая, он поднялся по ступенькам на веранду и положил цветы на колени миссис Блайт.
— Потому что Ширли ушел и не может принести их вам, — сказал он; у него всегда была такая забавная манера говорить одновременно робко и с грубоватой прямотой.
— И ты вспомнил об этом, дорогой, — сказала Аня; губы ее дрожали, когда она смотрела на коренастого, чернобрового мальчугана, который стоял перед ней, засунув руки в карманы.
— Я написал сегодня Джему в письме, чтобы он не волновался, что вы останетесь без перелесок, — сказал Брюс очень серьезно, — потому что я беру это на себя. И я написал ему, что совсем скоро мне будет десять, а значит, остается не так долго ждать, когда мне исполнится восемнадцать. Тогда я приеду помогать ему сражаться, и, может быть, он получит отпуск, чтобы съездить домой и отдохнуть, пока я заменю его на фронте. Я написал и Джерри. Он уже поправляется.
— Правда? Вы получили от него какие-нибудь хорошие новости?
— Да. Мама сегодня получила письмо, и там говорится, что его жизнь вне опасности.
— О, слава Богу, — почти шепотом пробормотала миссис Блайт.
Брюс взглянул на нее с любопытством.
— И папа так сказал, когда мама рассказала ему о письме. Но, когда ясказал так на днях, когда увидел, что пес мистера Мида не убил моего котенка… понимаете, я боялся, что пес затряс котенка до смерти… папа посмотрел на меня ужасно строго и сказал, что я не должен никогда больше так говорить о котенке. Но я так и не понял почему, миссис Блайт. Я был ужаснорад, и это, наверняка, именно Бог спас моего Полосатика, ведь у пса мистера Мида громадные челюсти и, ох! до чего страшно он тряс бедного Полосатика. Так почему же мне нельзя было поблагодарить Бога? Хотя, — добавил Брюс задумчиво, вспоминая случившееся, — возможно, я сказал это слишком громко… потому что я был ужасно рад и взволнован, когда увидел, что с Полосатиком все в порядке. Я почти прокричал эти слова, миссис Блайт. Может быть, если бы я сказал их шепотком, как вы и папа, ничего плохого в этом не было бы. А знаете, миссис Блайт, — Брюс понизил голос до «шепотка», придвинувшись чуть ближе к Ане, — что я хотел бы сделать с кайзером, если бы мог?
— Что, дружок?
— Норман Риз сказал сегодня в школе, что он хотел бы привязать кайзера к дереву и натравить на него свирепых собак, — сказал Брюс серьезно. — А Эмили Флэгг сказала, что она хотела бы посадить его в клетку и тыкать в него чем-нибудь острым. И все они говорили что-нибудь такое. Но я, миссис Блайт, — Брюс вынул руку из кармана и, для убедительности, положил маленькую квадратную ладошку на колено Ани, — хотел бы превратить кайзера в хорошего человека… оченьхорошего… в один миг, если бы мог. Вот что я хотел бы сделать. Вы не думаете, миссис Блайт, что этобыло бы самым страшным наказанием из всех?
— Помилуй, малыш, — удивилась Сюзан, — с чего ты решил, что это будет каким-то наказанием для этого изверга?
— Неужели вы не понимаете? — сказал Брюс, глядя прямо в лицо Сюзан своими иссиня-черными глазами. — Если бы он превратился в хорошего человека, он понял бы, какие страшные дела творил, и ему стало бы так
Глава 26
Сюзан получает предложение выйти замуж
Над Гленом св. Марии летел аэроплан… летел, словно громадная птица, парящая на фоне западного неба… такого ясного, бледного, серебристо-желтого неба, что оно казалось необъятным пространством свободы. Несколько человек, стоявших на лужайке перед Инглсайдом, смотрели в небо, как зачарованные, хотя в то лето увидеть парящий в воздухе аэроплан было самым обычным делом. Прежде Сюзан в каждом таком случае испытывала необычайное волнение. Кто знает? А вдруг это Ширли вылетел из Кингспорта и теперь, высоко в облаках, летит над островом? Но теперь Ширли уже перебросили в Европу, и потому Сюзан не испытывала прежнего живого интереса ни к аэроплану, ни к его пилоту. Тем не менее она смотрела на летящую машину с благоговейным трепетом в душе.
— Интересно, миссис докторша, дорогая, — сказала она с глубокой серьезностью, — что подумали бы старые люди, которые лежат там, на кладбище, если бы они могли на миг подняться из могил и увидеть это зрелище. Я уверена, что мой отец отнесся бы к аэропланам неодобрительно. Он не любил всяких новомодных идей и до самой смерти жал свою пшеницу обычным серпом. Даже косилку не захотел купить. Он всегда говорил: что устраивало моего отца, устроит и меня. Надеюсь, я не нарушу дочернего долга, если скажу, что, на мой взгляд, насчет косилки он заблуждался, но я не уверена, что готова одобрить появление аэропланов… хоть оно, возможно, и диктуется военной необходимостью. Если бы Всемогущий хотел, чтобы мы летали, он создал бы нас с крыльями. А раз Он не дал их нам, то, очевидно, хотел, чтобы мы обеими ногами стояли на надежной почве. Во всяком случае, вы никогда не увидите меня, миссис докторша, дорогая, резвящейся в воздухе на аэроплане.
— Но вы ведь не откажетесь прокатиться в папином новом автомобиле, когда его привезут, правда, Сюзан? — поддразнила ее Рилла.
— И никаким автомобилям я также не собираюсь доверять мои старые кости, — резко отозвалась Сюзан. — Но я смотрю на них иначе, чем некоторые узколобые люди. Луна с Бакенбардами призывает отправить правительство в отставку за то, что оно вообще позволяет им ездить по нашему острову. Говорят, он весь кипит от злости, как только увидит автомобиль. На днях какой-то автомобиль проезжал по узкой боковой дороге, идущей мимо пшеничного поля Луны, так Луна, едва лишь его завидел, тут же перескочил через изгородь и встал с вилами прямо посреди дороги. Человек в автомобиле был каким-то торговым агентом, а Луна ненавидит торговых агентов не меньше, чем автомобили. Машине пришлось остановиться, так как невозможно было объехать Луну ни с какой стороны — не мог же агент переехать прямо через него! Тогда Луна поднял свои вилы и заорал: «Убирайся отсюда со своей дьявольской машиной, а не то вилами тебя запорю!» И поверите ли, миссис докторша, дорогая, этому бедному агенту пришлось ехать задом до самой дороги в Лоубридж, почти милю, а Луна следовал за ним, потрясая своими вилами. Такоеповедение, миссис докторша, дорогая, яназываю неразумным. Но все равно, — добавила Сюзан со вздохом, — с этими аэропланами, автомобилями и прочим наш остров уже не тот, что был.
Аэроплан парил, нырял, кружил и снова парил, пока не превратился в далекую точку над темнеющими на фоне заката холмами.
— Я спрашиваю себя, — сказала мисс Оливер, — станет ли человечество хоть немного счастливее благодаря аэропланам. Мне кажется, что общая сумма человеческого счастья остается приблизительно одной и той же из века в век — как бы ни разнилось его распределение — и что все многочисленные изобретения не уменьшают и не увеличивают эту сумму.
— Несмотря ни на что, «Царствие Божье внутри вас», — сказал мистер Мередит, глядя вслед исчезающей точке, которая символизировала самую недавнюю из побед человека в старой как мир борьбе за прогресс. — Оно не зависит от материальных достижений и триумфов.