Рим должен пасть
Шрифт:
Федор выжидательно молчал.
— Там они лучшие. А эти пусть достаются Спарте, Афинам или Филиппу. Наша армия потеряет немного.
Сделав такое заявление, Акир ушел разбираться с товарами, сообщив, что приближаются Афины, где они будут завтра к вечеру. И хозяин велел продать там часть зерна, купленного у скифов. Греки дадут за него хорошую цену.
Как припомнил Федор, греки и сами закупали зерно у скифов. Да и своих крупных колоний у них по берегам Черного моря тоже имелось порядочно. Один Херсонес чего стоит. Но на редкие рейды карфагенян они пока смотрели сквозь пальцы — одна ласточка погоды не делает. Вот если бы Карфаген задумал сам основать
Федор задумался, припоминая технологии захвата Карфагеном новых земель. Акир ему этого не сообщал, но морпех и сам знал, что финикийские купцы строили все свои крупные фактории на островах, обнося их крепкими стенами и делая неприступными. Таков был Тир, столица финикийцев, безуспешно осаждавшийся Александром Македонским восемь месяцев, пока ему не пришло в голову насыпать земляной мол от берега до острова, шестидесяти метров в ширину, по которому он смог подкатить осадные орудия и проломить, наконец, неприступные стены. Таков был Гадес в Испании. Таков был сам Карфаген.
Технология проникновения в новые земли отрабатывалась финикийцами до мелочей. Сначала разведка под видом торговли, потом аренда острова и обещания местным вождям платить не только за аренду земли, но еще и проценты с продаж — а торговать они умели. И уже потом, когда городок поднимется, станет центром местной цивилизации, обрастет каменными стенами и обзаведется собственным военным флотом, наступал конец переговорам. Но теперь — попробуй, выгони. Не только аренды больше не увидишь с процентами, но и сам со всем народом попадешь в рабство ко вчерашним арендаторам. Римляне в этом смысле были гораздо проще. Они не тратили долгие годы на торговлю, действительно приносившую выгоды местным вождям и купцам, а просто захватывали и порабощали всех, кого не успевали убить.
Вспоминая методы обеих сторон, Федор еще не утвердился во мнении, что для него лучше. Плыл он в Карфаген, но в душе хотел посмотреть на знаменитый Рим, нравившийся ему больше. Там должна существовать высокая культура, и ее стоило увидеть. А особенно его интересовала армия. Конечно, самые известные полководцы еще не народились, но это не важно. Кое-кто уже показал зубы. И армия уже существовала. И если он правильно определился с датами, то его угораздило попасть в период поздней Республики. Императоров еще нет, но Рим уже давно стоит, на страх ближайшим соседям.
О чем там говорил Акир? Ганнибал еще жив и, судя по всему, неплохо себя чувствует. Даже готовится отомстить за поражения. Но война только назревает. Значит, на дворе должен быть примерно 220 или 219 год до Рождества Христова, если древние хронисты не напутали с датами в учебниках. А могли ведь напутать.
«Впрочем, какая разница? — попытался расслабиться Федор. — Пусть идет, как идет. А там видно будет, стану я опять солдатом, или бог милует».
Хотя Чайка в душе еще считал себя дембелем, но ощущение это быстро улетучивалось. И за время плавания он не раз пытался наладить контакты с представителями своей бывшей военной профессии, благо на корабле морпехов хватало. Но это у него получалось пока не очень ладно. Радовало только одно — постоянное общение с болтливым Акиром давало возможность любознательному Федору глубже изучать язык финикийцев. А он был не из самых глупых учеников. Можно сказать, схватывал на лету. И за прошедшие дни Федор освоил немало новых слов и военно-морских терминов. Ему уже казалось, что он способен на самостоятельный разговор.
И спустя полчаса, когда очередная флотилия триер прошла по правому борту, сержант приблизился к четверым солдатам, стоявшим неподалеку от массивной баллисты. Провел ладонью по отполированным трением деревянным балкам ложа, осмотрел торсионные механизмы и короткие плечи тугого лука, а затем с видом знатока спросил, указав на уже отдалившиеся корабли, старясь завязать разговор.
— Достанет до них?
Ближайший к нему солдат со смуглой кожей и суровым лицом с протянувшимся наискось, от глаза до челюсти, узким багровым шрамом обернулся на звук голоса. Он был облачен в обшитые тускло блестевшими пластинами кожаные доспехи и шлем с плюмажем, на боку висел короткий меч. Насколько Федор уже разбирался в доспехах, этот солдат служил не рядовым. Возможно, офицером. Он отвлекся от разговора, бросил взгляд на греческие триеры и, смерив сержанта недовольным взглядом, все же снисходительно ответил.
— Моя баллиста прошьет борт любой из них, — заявил он, взмахнув рукой, — пусть только попробуют приблизиться. А уж из солдат сделает просто кровавую кашу.
Собственно, как называется эта установка по-финикийски, Федор услышал впервые. И пока ее название звучало непривычно для слуха. Но слово Чайка запомнил. Могло пригодиться в новой жизни. Что такое баллиста Федор и так знал, поскольку немало читал про древние метательные орудия. А ничем иным, кроме мощной корабельной баллисты, эта штука с торсионами быть не могла.
— Ты кто? — прямо спросил пехотинец.
— Я Федор Чайкаа, — ответил сержант, подражая произношению Акира, и добавил. — Я был таким же солдатом как ты, только на другом корабле.
— Ты хорошо дрался, когда тебя взяли в плен, — вынужден был признать пехотинец, вспомнив о недавних событиях. — Мне рассказывал об этом Ахон, которому ты сломал ребро.
— Но теперь я свободен, — напомнил Федор, — а твой друг должен меня понять. Он делал свое дело, я свое. Мы тонули в море и рассчитывали на другой прием. Так получилось.
— Я знаю, что великий Магон подарил тебе свободу. Говорят, ты спас ему жизнь? — неторопливо проговорил солдат. — А что до Ахона, — он усмехнулся, — так он никогда не умел драться. Вот если бы ты попался мне, то я бы тебе быстро свернул шею.
— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — произнес Федор по-русски.
Без доспехов и меча, одетый лишь в свою новую цыганскую одежду, не стеснявшую движений, он при случае мог бы легко разбросать все отделение пехотинцев, начав со стоявшего перед ним командира. Услышав незнакомую речь, солдат напрягся.
— Что ты сказал? — он взялся за рукоять меча.
— Я сказал, что со мной тебе пришлось бы не легко, — выговорил Федор.
— Что ж, пожалуй, ты прав, — финикиец снова осмотрел могучую фигуру сержанта, усмехнулся. — Ты не самый плохой боец. Что ты там говорил про корабль? Я здесь всех знаю. Ты ведь не финикиец, не африканец и даже не ибериец?
— Нет, я с севера, ты не знаешь моего народа, но у нас тоже есть корабли, — признался Федор и добавил. — Может, скажешь, как тебя зовут?