«Рим, или Второе сотворение мира» и другие пьесы
Шрифт:
Д и н з е. Зато нам и гротинцам он сулит синяки да шишки. Знаешь ли ты, что такое навозная жижа? Сразу можешь заказать себе местечко в морге. Озон — Риму, а всю вонь — нам.
Ш о к н е х т. Поселковый совет защитит ваши интересы, вы не останетесь внакладе.
Т а к с и с т. Упустим поезд, товарищ Шокнехт.
Ш о к н е х т. Успеем.
Д и н з е. Знаем эти штучки: сплошная липа. Нет, мы останемся деревней. Народ из городов к нам валом валит, свежим воздухом подышать хочет. Так зачем нам здесь город? Будущее принадлежит деревне, товарищ Шокнехт. В своем озере я вонючих отходов не потерплю. Да ведь
Ш о к н е х т. Как видишь, я уезжаю.
Д и н з е. Оставайся у нас. Лови рыбу сколько душе угодно, странствуй на здоровье, но не агитируй. Если станешь расхваливать планы Рима — скатертью дорожка. Ты ведь… действительно болен или как? Бросай якорь здесь. Может, у нас нет видов на будущее, но зато красивых видов у нас достаточно. Будешь жить тихо и спокойно. Правда, гостиницы нет, зато подходящая комнатка для приезжих есть. И трактирчик имеется. Хлеб у нас домашний, а картофель наш славится на всю округу. Кур рыбной мукой не кормим, так что яйца нормальные, угорь плавает у нас в воде, а не в нефтяных отходах.
Т а к с и с т. Угорь?
Д и н з е. Выгрузь-ка его чемодан из багажника, дружок.
Ш о к н е х т. Полегче на поворотах.
Д и н з е. Отсюда Рим выглядит иначе. Взгляни на него нашими глазами, и твое представление о нем станет полнее. И правильнее. Полентяйничай немножко: лень полезна для поправки. У нас здесь очаг эпидемии лени. Мы заразим тебя ею наверняка. Мы ведь последние из сибаритов. (Делает знак одному из рабочих.)
Тот тут же сервирует на импровизированном столе из двух досок завтрак для Шокнехта и таксиста.
Угощайтесь! Молоко натуральное, неразбавленное. Тебе еще рюмку хлебной водки. Поверь мне, ее стоит выпить. Колбаса сырокопченая, говяжья, хрен за душу берет. Хлеб душистый, своей выпечки.
Ш о к н е х т. А поезд…
Т а к с и с т (жует). Упустили.
Ш о к н е х т. Тогда перекусим.
Все завтракают. Рабочие развели костер, подкладывают в него щепу. Объясняются знаками.
Недурственно.
Д и н з е. Разумеется. Мы, социалистические реакционеры, любим жизнь. Не забудь… еще одно обстоятельство.
Ш о к н е х т. А именно?
Д и н з е. Масштабов. С кем тягаться Риму, если нас не станет? Без среднего уровня апогей в глаза не бросается. Ваше здоровье, мужики!
Динзе и рабочие пьют.
Да и нам на кого равняться, как не на этих католиков? Между нами говоря, шумиха вокруг Рима связана с Ремершей. Видно, природа пол перепутала. Мужик в юбке.
Т а к с и с т (жует). Ах, черт побери.
Д и н з е. Из-за этого у нее с благоверным еще тогда все вкривь и вкось пошло.
Ш о к н е х т. Да что ты говоришь!
Д и н з е. От тщеславия у Ремерши все нутро высохло; не баба, а сухарь сухарем. Об этом уж и собаки не лают. Хотелось ей кого-нибудь заарканить, да не тут-то было. В монастырь бы ее, в Ватикан, сидела б там на папском тропе… в джинсах.
На
А, мой соратник!
Х о л ь т ф р е т е р. Кончай окопные работы!
«Глухонемые» почему-то хорошо понимают его.
Открыть шлагбаум! Она подала в отставку! Конец кошмару! Конец болтовне о городе! Да здравствует Шокнехт, ура-а! И мне налейте, друзья. Теперь долина наша. Рим катится в пропасть. Я на седьмом небе от радости.
Д и н з е. Шлагбаум закрыть! Перекур окончен! Доску прибить.
Все быстро выполняют его распоряжения. Импровизированные столы сметаются в сторону, рабочие вскакивают. В землю вгоняется столб, к нему прикрепляется доска, на которой написано: «Внимание! Вы входите на территорию колонии «Лесная тишь». Всякое самоуправство запрещено».
Х о л ь т ф р е т е р. Друг, что это на тебя напало?
Д и н з е. Раньше мы имели дело только с ней. Теперь вмешается партийное руководство, а с ним шутки плохи.
Т а к с и с т (жует). А где же угорь?
Ш о к н е х т (силой уводит его за собой). Скорее назад — в Рим!
Оба входят на авансцену.
Подумай, сколько еще глухонемых! Интернат у них тут, что ли?
Т а к с и с т. Глухонемые — на час. Один работает официантом в вагоне-ресторане, другой — ювелир из Ростока, третий — часовщик из Котбуса. А толстяк с бородой — художник. Возил я их всех и не раз. У них здесь собственные дачи.
Х о л ь т ф р е т е р. Товарищ Шокнехт!..
11
Кабинет Виктории Ремер. За столом В и к т о р и я, Б а д и н г, Э р л е, Г р э л е р т, П р и с, В а й б е ц а л ь.
Только что закончилось заседание правления кооператива, на котором Виктория объявила о своей отставке. Вайбецаль открывает окна, чтобы проветрить прокуренное помещение.
Э р л е. Это грозит персональным делом. Член партии на таком посту, на таком ответственном посту ни с того ни с сего бросает работу. По личным, видите ли, мотивам. Ни с кем ничего не согласовав. Просто неслыханно.
В и к т о р и я. Я не номенклатурный работник. Хозяйство в безупречном состоянии, должность председателя выборная. Я прошу лишь досрочного освобождения от должности. Это мое право.
Э р л е. А если так начнут делать все? И удирать с работы из-за бог знает какой причуды? Тебя что, Шокнехт накрутил? (Вайбецалю.) Пригласите сюда товарища Шокнехта.
В а й б е ц а л ь. Он уже отбыл на станцию.
Б а д и н г. Он в полном порядке.
Э р л е. Уехал и даже не попрощался. Одно другого лучше. А ты, товарищ Ремер, знала об отъезде?