«Рим, конечно Рим», или «Итальянское танго»
Шрифт:
— Ты торопишься с выводами, мама. Потери огромны, но добравшись сегодня до этого дома, я подумал, что меня и Кристи кто-то хранит. Какие-то добрые незримые покровители помогли нам выбраться из такой передряги… Я как-нибудь расскажу тебе, мама… А сейчас… Ты позволишь мне воспользоваться телефоном?
— Конечно, что за вопрос, сынок. Эта линия отца, я надеюсь, не имеет вторых ушей. — Паола пододвинула Санте старомодный аппарат с тяжелой трубкой на высоких рычажках.
— Соедините меня, пожалуйста, с синьором Антонелли. Скажите, с ним хочет поговорить Санта.
Санта опустил трубку и задумался.
— Вот что, мама. Собирайся, через двадцать минут мы выезжаем. Возьмем «фиат», он менее приметен на дорогах. Кристи поедет с нами, — распорядился Санта.
— Романо, ты не мог бы обойтись без меня? Я уже целый год не выезжаю из дома… Траур не располагает к общению, — робко попыталась отказаться от визита Паола.
— Антонелли, прежде всего, друг супругов дель Форте. Мы все — Рита, я и Кристи, — перешли в его попечение уже по наследству… Серьезно, мама, я думаю, без тебя нам не удастся докопаться до истины. Прошу, это очень важно.
— Пожалуй, я готова на этот подвиг, — согласилась Паола.
— Дорога займет много времени. Антонелли сейчас в Заброшенной каменоломне, но я застал его уже на выходе. Он отправляется в имение Тразименто. Это значительно севернее, как ты знаешь. Там и назначена встреча в 23.00. Думаю, что с остановками и без особой спешки мы успеем. А, кроме того, дамы, вероятно, согласятся, что нам не следует пользоваться центральными автострадами. Ведь насколько мне известно, полиция ещё не нашла настоящего виновного, а следовательно, ищет меня или Кристи.
Паола шумно вздохнула:
— Я слежу за сообщениями в прессе и по телевидению. Побег обвиняемой в ночь перед судом, смерть полицейского подняли на дыбы комиссариат. Инспектор Курбе от дела отстранен.
Долгий путь к Стефано не пугал Кристину. Она словно не осознавала, что находится в розыске, и все придорожные посты полицейской службы, вероятно, снабжены её фотографиями. Не желая спорить с Паолой, она переоделась в синее платье горничной и её же старый жакет с бархатным воротником, надела старомодные туфли на плоской подошве и фетровую шляпку.
Кристина была уверена, что конспирация теперь не имеет смысла. Одно дело — неведомый, дикий Юг, с его диалектом, обычаями и патриархальными традициями, другое — цивилизованное общество. В доме Паолы было так спокойно, а предстоящая встреча с Антонелли придавала сил: возможно, ему уже удалось что-то разузнать. Недаром же противного, въедливого и глупого Курбе отстранили от ведения этого дела. Выходит, признали, что он промахнулся и наделал ошибок.
Мысли Кристины, вообще, принимали все более оптимистическое направление. Наверно, так действовало на неё спокойствие и достоинство Паолы. А главное — вместе с Сантой она готова была мчаться хоть на край света, преодолевая любые опасности. Кристи ликовала, глядя с заднего сидения на плечи и профиль Санты.
— Если бы вы знали, Кристина, каким заводилой и любимцем детворы был этот мальчик! А уж как любил пофорсить! Неделю не снимал костюм Санта-Клауса, разнося всей округе подарки. И пел! В нашем соборе и просто по домам… Такой голос — это дар Господа… И, знаете, он не забывал об этом, стараясь всем принести радость… А уж красавчик был — настоящий ангелок!
— Мама, ты меня расхваливаешь, как коня на ярмарке. Забыла, сколько шишек и разбитых коленок приходилось бинтовать? И сколько драк разнимал славный Франко… До ангелочка мне было далеко, увы…
— Несчастному Леонардо ты даже вывихнул челюсть. Это было после того, как мы узнали о его распутстве с учителем. Ты молотил парня, словно боксерскую грушу… Ах, если бы это помогло… — вздохнула Паола.
— Наверно, мы все были не правы… Гомосексуализм всегда свидетельствует о развращенности и мерзости души. Зачастую это, прежде всего, физиологическое отклонение, которое вовсе не означает, что человек, страдающий им, мерзавец… Наверно, мы здорово обозлили Леонардо своими издевками и пренебрежением и он решил стать плохим, таким, как мы его представляли.
— Ты не зря учился на психологическом отделении, Романо. Конечно, все можно истолковать по-разному. И многое можно оправдать. Не с точки зрения общепринятой нравственности, — она всегда относительна, обусловлена временем, а с позиции так называемой гуманности. В частности, сексуальные пристрастия человека. Но вот извращения души — злобу, подлость, предательство… Нет, этого я понять и простить не могу. — Лицо Паолы выражало решительную непримиримость. — Лично я воспринимала Леонардо как кару за какие-то наши грехи…
— Если честно, мама, меня потянуло к психоаналитике из-за него… Надо было понять, почему… Я, наверно, хотел оправдать себя и Франко. А пришел к обратному выводу… Прости, но в оценке двоюродного брата я солидарен с тобой, как это ни тяжко осознавать.
Паола благодарно коснулась руки Санты, лежащей на руле, и кивком головы дала понять, что тема Леонардо закрыта.
— Тебя, мальчик, отличало невероятное любопытство. У взрослых это качество называется тягой к знаниям. Историю литературы ты штудировал для того, чтобы убедиться: сказки, выдуманные тобой для малышей, не простая ребячья фантазия, а отражение в новом сознании неких архетипов — вечных сюжетов, странствующих в пространстве и времени…
— Если я правильно поняла, Санта уже получил два образования? вступила в разговор Кристина.
Санта рассмеялся:
— У тебя превратное представление об итальянском темпераменте. Учился я в Европе, но очень жадно и беспорядочно. Скоро мне исполнится тридцать три — возраст Христа. И все, что я имею — две степени бакалавра, одну хорошую профессию и один незавершенный научный труд на степень магистра. Это уже в Америке. И в мае у меня защита. Прошу пожаловать в Санта-Барбару.
— И о чем ты писал на этот раз? — спросила Паола с явной гордостью, не скрываемой насмешливым тоном.