Рим. Цена величия
Шрифт:
– Ты так побледнела. Что с тобой, Юния?
Клавдилла усилием воли овладела собой и попыталась улыбнуться.
– Переживаю, не будет ли Гай разыскивать меня. Юлий Луп должен был доставить от меня письмо, – сказала она, пытаясь прекратить опасный разговор. В голове ее зрела мысль о немедленном возвращении. Нужен был совет Клавдия.
– Сегодня скачки, – ответила Ливилла. – Он ни за что не пропустит. Евтих вчера победил в десяти из двенадцати заездов. А сегодня Калигула увеличил их число до двадцати. Каждая победа «зеленых» приносит ему много денег. Инцитату была пожалована золотая сбруя, и дождь сестерциев обильно пролился на Евтиха.
Клавдилла
Юния настояла на немедленном отъезде в Рим, несмотря на слабые протесты Ливиллы, желавшей остаться в дивном дворце.
LXX
Итак, Ироду известно многое. Так уж получилось, что ее враги – его давние друзья. Друзилла, обезумевшая от ревности, и гетера – жрица темной богини. Этот триумвират опасен. Разделяй и властвуй – кажется, так учил Сулла?
Должно быть средство, чтобы рассорить их и расправиться с каждым поодиночке. Клавдий должен помочь.
Антония встретила ее неприветливо и, даже не предложив присесть, сразу сообщила, что ее сын уехал в Капую и вернется к следующей нундине. Разочарованная Клавдилла ушла, с ехидцей пожелав старухе доброго здравия.
Калигула от души обрадовался, когда она прошла к нему в ложу в Большом цирке. Шел последний заезд, и, крепко прижав ее к себе, он криками подбадривал Евтиха, отстающего на своей квадриге от «голубого» возницы. Гай пребывал в дурном настроении, но постарался скрыть от Юнии, что проиграл десять тысяч сестерциев. Однако Клавдилла сразу же поинтересовалась размером проигрыша и в наказание повезла его с собой в театр Помпея на пантомиму, где выступал Мнестер. Калигула ворчал всю пьесу, не обращая внимания, как сердится сидящая рядом Агриппинилла.
Ложу рядом занимала Киприда, жена Ирода, со старшей дочерью. Юния с улыбкой ответила на их приветствия, поинтересовавшись, где сам Агриппа. Киприда безучастно сказала, что не видела его уже три дня. Клавдилла мысленно удивилась такой холодности.
Но она не догадывалась, что равнодушие Киприды показное и на самом деле эта женщина горячо любит своего неверного супруга. Киприда, несмотря на то что перешагнула сорокалетний возраст, все еще была стройна и привлекательна. Волосы ее не утратили пышности, лицо – румянца, а грудь в вызывающе обтягивающей тунике высоко вздымалась. Эта пылкая женщина глубоко страдала, хотя никто и не догадывался о причине этих страданий. Потеряв терпение и надежду, что Ирод остепенится и перестанет проводить время в лупанарах, она неожиданно для себя страстно возжелала красавца Мнестера. Но, скованная супружеским долгом, она лишь могла трепетно мечтать, созерцая предмет своей запоздалой страсти.
Вниманием Юнии завладел Калигула, принявшись уговаривать ее поехать во дворец. Она согласилась, и он увел ее посреди пантомимы.
Что ж, если Клавдий уехал, то, по крайней мере, она должна предупредить Калигулу, что затевается что-то неладное.
Однако, вопреки здравому смыслу, Гай рассмеялся, выслушав ее.
– Птичка моя, ну с чего ты взяла, что он плетет против тебя интригу? – спросил он, раскинувшись на ложе и нежно поглаживая ее животик. – Подумаешь, он посещает Пираллиду. Неужели ты до сих пор сходишь с ума от ревности? Я никогда не поддамся чарам этой блудницы. Не забывай, что я поехал в ее дом исключительно по твоей просьбе. И что с того, что Друзилла дружит с ней? Моя похотливая сестричка занята только любовными похождениями.
Юния сердито возражала, раздражаясь от его безмятежности. Но он не слушал ее.
– Подумаешь, кто-то узнает, что мы подожгли Авентин? И что будет? Я – император. Я – вне закона, я – сам закон. Да и кто послушает какую-то блудницу? А кто докажет, что Кальпурния скончалась от яда? Ее прах уже с год покоится в гробнице. И Ирода, и Пираллиду я раздавлю одним пальцем, стоит только им заикнуться о том, что они знают. И Друзилла будет помалкивать, иначе отправлю ее в ссылку на островок без единого асса и заставлю нырять за губками, чтобы добыть себе пропитание.
Слушая его самодовольную похвальбу, Юния понемногу успокаивалась, но одна мысль по-прежнему точила ее. Ведь ее врагам известно, что она – любовница префекта претория. А что будет, если Гаю расскажут об этом, предоставив доказательства? Лара Варус и Нобис, ее управляющий, под пытками сознаются в чем угодно, стоит только закрутиться судебному колесу.
Но враги ее почему-то выжидают. И ей нужно опередить их, прибегнув к помощи не Калигулы, а Макрона. Гай отвлек ее.
– Ирод без конца занимает деньги у Каллиста из казны. Я дал ему неограниченный кредит, – сказал он. – К тому же он изъявил пожелание выступить эдилом игр Аполлона.
У Клавдиллы от гнева даже перехватило дыхание. Вот в чем причина их выжидания – кормушка еще полна.
– Что?! – закричала она. – Неограниченный кредит? Этому хитрому иудею?
Калигула рассмеялся:
– Да у нас полно денег, моя звездочка. Ты можешь осуществить любое желание, любой каприз. Что с того, что лучший друг моего отца и мой возьмет малую толику богатств, доставшихся от скаредного Тиберия? Он для того и собрал их, чтоб я тратил, не раздумывая.
Юния не ожидала подобной глупости и недальновидности от Гая. Что ж, придется ей самой занятся вместе с управляющим казной подсчетами трат и возможных доходов. А пока она велит Каллисту в обход супруга перекрыть Ироду Агриппе доступ к императорским деньгам.
LXXI
На июльские календы Калигула торжественно принял на себя консульские полномочия, объявив, что вторым консулом станет его дядя. Именно Юния подсказала ему выбор второй кандидатуры.
Шла подготовка к играм Аполлона и церемонии освящения храма божественного Августа, которая планировалась в августе. Храм поспешно достраивался. Гай лишний раз напомнил Риму, как неучтив был Тиберий к божественному Августу, уклонившись от церемонии из-за скаредности, но позабыл упомянуть, что «жадному» старику пришлось восстанавливать Авентин и Большой цирк после пожара.
Свое консульство Гай торжественно открыл пышной церемонией на Капитолии, богатыми жертвоприношениями в римских храмах и блистательной речью перед сенатом. Гай объявил, что в дни празднеств до сентября должны быть прекращены все судебные процессы, запрещались проявления скорби и траура, даже вдовам разрешено было выходить замуж до истечения положенного срока.
Каждый житель Рима получил по семьдесят пять денариев.
За эти его деяния сенат посвятил ему золотой щит с его изображением, чтобы каждый год жреческие коллегии выносили щит на Капитолий в сопровождении сената и с песнопениями, в которых дети из знатных семей воспевали бы добродетели правителя. Но особенно Калигуле польстило, когда с единодушной овацией приняли постановление, чтобы день его прихода к власти именовался Парилиями, как бы в знак второго основания Рима.