Рим. Цена величия

Голубева Юлия

Доложили о Луции Лицинии и Эмилии Лепиде. Все заулыбались, когда неразлучная парочка друзей вступила в атриум: значит, пьянка и веселье получатся на славу. С ними скучно не будет.

– Ой, как хорошо, что вы наконец-то приехали! – Юния радостно приветствовала друзей своего жениха. – Вы видели Гая?

– О да, он в гордом одиночестве сохнет по своей возлюбленной! – сказал Лепид. – Как можно было так жестко поступить с ним?

– Спрос с Ливиллы, – заулыбалась польщенная Юния. – Она решила, что надо строго соблюдать традиции.

– Ах,

Ливилла, Ливилла! – напыщенно произнес Лициний и спохватился: – Кстати, в этом гостеприимном доме наливают вина?

Марк Виниций сделал знак, и рабы поднесли чаши с вином, Луцию в первую очередь.

– Гроза не застала вас? – поинтересовался Виниций.

– О, нет, мы выехали намного раньше, успели посетить уже несколько таверн по дороге, – сказал Ганимед. – Но, похоже, буря будет сильной. Ветер будто сорвался с Эоловой цепи.

Юния обеспокоенно сжала пальцы. Гай там в Риме один, а он так боится грозы! Усилием воли она подавила желание помчаться к нему сломя голову.

Но тут имя следующего гостя, объявленного номенклатором, заставило ее забыть обо всем. Имя Друзиллы, сестры Гая Цезаря.

Ослепительная шумная Друзилла, подобно буре, ворвалась в атриум. Расцеловала Ливиллу в обе щеки, Ганимеда, Лициния и скромного Виниция.

– Как я рада, что вернулась! – громко кричала она. – Я так скучала в этой противной Капуе.

Юния стояла в стороне с Фабием, когда Друзилла подлетела к нему, игриво накинула на него свою зеленую шаль и закружила:

– Фабий! И ты здесь, друг мой!

Клавдилла сразу поняла ее тактику. Умышленно не замечая ее, сестра Гая хочет завоевать внимание публики, так чтобы на весь вечер Юния осталась в одиночестве. А при всей своей напористости и разговорчивости она может несколько часов подряд быть венцом вечера. Но Друзилла просчиталась, уверенная в собственной неотразимости, к тому же должен был прибыть человек, которого Юния уже выбрала в союзники на время этого приема.

А пока…

Пользуясь тем, что Друзилла не удержала кончик легкой шали, Клавдилла ловко вклинилась между ней и Фабием и восторженно обняла ее.

– О боги, благодарю вас за эту встречу! – воскликнула она. – Сама несравненная Друзилла! Моя будущая сестра!

Она так искренне и нежно смотрела на свою соперницу, что та смешалась.

– Юния Клавдилла?

– Да, я – невеста твоего брата! Он мне столько рассказывал о тебе. Даже тогда, в далекой Сирии, Агриппина, ваша мать, все время утверждала, что меж нами много сходства. Интересно, друзья мои, – обратилась Юния к гостям, – мы похожи с Друзиллой, если не брать во внимание цвет волос?

Внутренне Клавдилла злорадствовала. В облике Друзиллы не было той изящной утонченности, под влиянием порочной жизни черты лица рано огрубели. От девушек не ускользнули взгляды, которыми обменялись мужчины, и Друзилла поняла, что проиграла в этом сравнении. Она не ожидала, что Юния окажется столь прекрасной, в надменном ослеплении полагая, что Гай просто злил ее.

Тем временем, не дождавшись ответа от мужчин, Юния ловко увела беседу в сторону, расспрашивая Друзиллу о Капуе. Отец хочет подарить ей там виллу, а она колеблется меж Мизеном и Помпеями. Все это она говорила с непринужденной легкостью и без умолку, не давая Друзилле вставить ни слова. Она опутывала ее своими чарами, как паук паутиной беззащитную муху, пока наконец Друзилла окончательно не стушевалась. Тогда Юния втянула в беседу всех присутствующих, и они направились в триклиний.

Клавдилла и там не выпускала из рук свою добычу, расположившись рядом на ложе. Друзилла, совсем растерянная, молчала. Фабий наблюдал за девушками – единственный из присутствующих, кто видел пред собой не красавицу невесту, а саму Мегеру во плоти. Но ему, по натуре испорченному, Юния нравилась все больше и больше, он считал ее во всем достойной Гая Цезаря. Он с удовлетворением наблюдал за разгромом самоуверенной Друзиллы, раскусив тактику и той и другой. Без сомнения, Юния была очень умна.

Гости угощались, слушая легкую музыку, рабы постоянно меняли блюда, кравчие подливали сладкое вино. Номенклатор объявил о Гнее Домиции Агенобарбе. Едва появился этот последний гость, как за окнами грянул первый раскат грома и разразилась сильнейшая гроза.

– А, Домиций, ты вовремя! – вскричал изрядно выпивший Луций Лициний со своего ложа. – Бери скорей чашу, ты еще успеешь нас догнать. Вино, право, превосходно!

Остальные, не успевшие настолько напиться, как Лициний, при виде Агенобарба едва сдерживали смех. Он выглядел как Аполлон – белоснежная тога со множеством идеальных складок, высокие сандалии, тщательно уложенные рыжие кудри и завитая в крупные кольца борода. В руке у него была лира. Не хватало только лаврового венка.

Первым опомнился Виниций.

– Приветствуем тебя, благородный Домиций! – несколько напыщенно произнес он. – Мы ожидали тебя, оставив одно из почетных мест.

– Могу ли я возлечь рядом с несравненной Клавдиллой? – напрямик спросил он.

Юния не удержалась, чтоб не расхохотаться. Друзилла, округлив в изумлении глаза, смотрела на эту сцену.

– О боги, – шепнула она возлежавшему рядом Фабию. – Я не узнаю Агенобарба! Девчонка совсем околдовала его!

– Конечно, мой Домиций! Ложе рядом со мной пустует, – без обиняков ответила Юния, спрятав усмешку. – Благодарю тебя за чудные цветы, они доставили мне искреннее удовольствие.

Бережно оправив тогу, Домиций возлег и, интимно наклонившись к уху Юнии, принялся нашептывать дифирамбы, не спуская с нее влюбленных глаз.

– А как Калигула смотрит на происходящее? – поинтересовался Ганимед у Персика. – Он так открыто соблазняет его невесту!

– Они уже сыграли с ним какую-то шутку у него на обеде. Но я ни у кого не могу добиться подробностей, – сказал Персик.

– Как ни странно, я тоже, – заметил Ганимед, – версий двадцать мне передавали, но все очень противоречивы.