Шрифт:
Александр Волков
РИМЛЯНЕ
Драма в трех действиях
Действующие лица
Крушинин Андрей Николаевич - писатель, 68 лет.
Крушинина Александра Николаевна - его сестра, 65 лет.
Максим - ее сын, скульптор, 47 лет.
Татьяна - жена Крушинина, библиотекарь, завотделом, 38 лет.
Антон - ее сын от первого брака, 20 лет.
Виктор Чирвинский - бывший муж Татьяны, 38 лет.
Факир, Алим - бандиты, на сцене не появляются.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Веранда загородного дома Крушининых. Меблирована скупо и довольно безвкусно разномастной бросовой мебелью. Сразу чувствуется, что хозяева не уделяют быту ни малейшего внимания и пользуются вещами
Вдоль левой глухой стены веранды стоит старый продавленный диван, чуть подалее, слева от широкого дверного проема, соединяющего веранду с низким и просторным холлом, - громоздкий телевизор на тумбочке. В углу над телевизором помещена большая застекленная икона "Богоматерь с младенцем", почти сплошь закрытая тусклым окладом. По правую сторону проема обшарпанный буфет со стеклянными полками, уставленными тяжелым монументальным хрусталем - шеренгами бокалов, кратерами ваз, рюмками. Впрочем, хрусталь тоже не составляет единого ансамбля, а являет, скорее, вид хоть и подтянутой, но изрядно поредевшей армии, составленной из различных родов войск. На средней, наружной полке буфета - черный эбонитовый телефонный аппарат, на верхней деке - широкогорлая китайская ваза, покрытая местами выщербленной перегородчатой эмалью, и высокие часы в простом темном деревянном корпусе с неподвижно замершим в нижнем окошке маятником. Из вазы торчит несколько засохших облетевших еловых веток, все еще украшенных новогодними игрушками - большим пыльным шаром, серебряным дирижаблем и двумя витыми морковками. Между засохшим лапником и корпусом часов висит на выцветших обоях фотография в овальной раме - усатый красноармеец в буденовке и девушка с цветком в прическе и брошью, скалывающей треугольник скромного декольте.
Фотография изрядно выцвела и порыжела от времени. Правая стена веранды застеклена и со стороны сада вся оплетена засохшими стеблями дикого винограда, сквозь которые просвечивает редкая прозрачная зелень оживающего после зимней спячки сада. Со стороны сада веранду опоясывает неширокая дощатая терраса, соединенная с верандой облупленной одностворчатой дверью. Слева, на краю террасы, у подгнивших перил кресло-качалка с брошенным на спинке клетчатым шерстяным пледом. В глубине сцены широкий холл, заставленный столь же беспорядочно, но гораздо более экзотично, что даже придает ему некое подобие стиля. Здесь и фортепиано с укрепленными на передней крышке бронзовыми канделябрами, и открытый, приколоченный к голой бревенчатой стене бар в виде половины бочки, заставленной пустыми и початыми бутылками, и большой бильярд в центре, освещенный конусом слабого света из-под потолка, и сложенный из небольших гранитных валунов камин у задней стены. Потолочные балки холла оставлены открытыми, и на них тускло поблескивают стволы и приклады нескольких охотничьих ружей. Над камином вдоль стены широкая лестница, ведущая на второй этаж. Справа в полумраке угадываются очертания письменного стола и еще какой-то небольшой столешницы, служащей, по-видимому, для приготовления кофе и коктейлей.
В глубине сцены раздается протяжный мерный скрип половиц, и по лестнице начинает спускаться в холл Александра Николаевна.
Старая седая женщина в длинном халате из темно-синего шелка, в глубоких ниспадающих складках которого теряются разрозненные детали вышитого традиционного китайского
Александра Николаевна (трогает рукой брошенный на спинке кресла плед). Cовсем отсырел...
Прислоняет палку к стене и неловкими движениями пытается разложить плед на перилах.
Из сада на веранду поднимается Максим, светлокожий мулат.
Одет в брезентовый комбинезон, перепачканный глиной и гипсом.
Максим. Только не здесь, мама... Перила и так едва держатся.
Забирает у нее плед. Осторожно трогает рукой темный от сырости столбик веранды.
Александра Николаевна (тяжело опускается в кресло). Яблони цветут... В прошлом году вот так же цвели, цвели, а яблок не было.
Максим (очень удивлен). Разве?.. А мне кажется, что были, и довольно много...
Александра Николаевна. Да что ты говоришь?.. А, впрочем, может быть и были, не помню...
Пауза.
Максим. Странное время весна... Смотришь на эти цветы, на молодую траву, и поневоле начинает казаться, что и в твоей жизни тоже должно случиться что-то светлое и радостное... А на деле выходит шиш... (Смеется. Александре Николаевне). Как ты себя чувствуешь?..
Александра Николаевна (отмахивается). А... Принеси мне лучше газеты...
Максим (перебрасывает плед через плечо). Если их еще не сперли.
Уходит.
Александра Николаевна (негромко, сама себе). Старая... Беспомощная... Больная...
Смешно.
Небольшой балкончик над галереей, огороженный резными перильцами, шершавыми от выгоревшей, полопавшейся на солнце краски.
Появляется Андрей Николаевич. Крупные, грубоватые черты.
Широкая грудь, сильные руки. Большой покатый лоб, лицо изрезано глубокими морщинами, седые усы прокурены до рыжины, серые от седины волосы падают почти до плеч. Одет в клетчатую рубашку и джинсы, подпоясанные широким ремнем.
Слышит бормотание снизу, перегибается через перила.
Андрей Николаевич. Доброе утро, Шурочка!.. Ты что-то сказала?
Александра Николаевна (вздрагивает от неожиданности). Я?.. Я нет... Я ничего...
Андрей Николаевич. Не могло же мне послышаться!..
Александра Николаевна. Почему это тебе не могло послышаться?
Андрей Николаевич. Что ж, все возможно... Все возможно... Сейчас слышал по радио, что где-то на Алтае пастухи поймали снежного человека в тот момент, когда он пытался подоить яка. Навалились, скрутили, связали, затолкали в багажник "Жигулей" и повезли в милицию... (рассказывая, набивает трубку).
Александра Николаевна. И что?
Андрей Николаевич (раскуривает трубку). Ничего... Сбежал по дороге.
Александра Николаевна. Господи, какая чушь!..
Андрей Николаевич (курит, смотрит на цветущий сад). Может быть... Все может быть... (видит идущего от калитки Максима). Максим, доброе утро!.. Почта есть?
Максим (останавливается перед галереей). Хелло, Джей!.. Нет. Только газеты и повестка из военкомата... А ты что, ждешь каких-нибудь вестей?
Андрей Николаевич. Нет, я так, по привычке...
Максим. Тебе принести газеты?
Андрей Николаевич. Нет. Оставь на бильярде. Я скоро спущусь... А что за повестка? Антону?..
Максим. Антону.
Андрей Николаевич. Что ж, придется служить...
Максим. Конечно, придется. Куда же он денется?..
Александра Николаевна. Дай мне газету!..
Максим. Какую?
Александра Николаевна. Все равно.
Максим. Такой ответ поставил бы тупик самого Сократа! (Смеется.) Александра Николаевна (с легким раздражением). Но мне действительно все равно! К тому же я забыла наверху свои очки.