Римлянка
Шрифт:
Я вспомнила Астариту, вспомнила, как желание обладать этим телом меняло его характер, манеры и даже голос, и я сказала себе, что, конечно, найдется немало мужчин, которые за то, чтобы насладиться моим телом, заплатят столько же, а может быть, и еще щедрее, чем Астарита.
Не спеша, сообразно моему новому настроению, я оделась, выпила чашку кофе и вышла из дома. Я зашла в ближайший бар и позвонила по телефону Джино. Он дал мне номер телефона виллы, но посоветовал с особой лакейской предосторожностью звонить только в исключительных случаях, так как господа не любят, когда слуги пользуются
— Я чувствую себя отлично, — ответила я, — никогда так хорошо себя не чувствовала.
— А когда мы увидимся?
— Когда угодно, — ответила я, — но только я хотела бы встретиться так, как мы встречались раньше… то есть на вилле, когда твои господа уедут.
Он тотчас же понял, о чем я говорю, и быстро сказал:
— Они уедут дней через десять… в рождественские праздники… не раньше.
— Тогда увидимся через десять дней, — небрежно сказала я.
— Как, — спросил он удивленно, — значит, раньше мы не увидимся?
— Раньше у меня не будет времени.
— Что случилось? — спросил он с подозрением в голосе. — Ты на меня сердишься?
— Нет, — ответила я, — если бы я сердилась, то не стала бы встречаться с тобой на вилле. — Тут мне пришло в голову, что он начнет ревновать и надоедать мне, поэтому я добавила: — Не бойся… я тебя люблю по-прежнему… просто мне нужно помочь маме выполнить срочный заказ… к празднику… я смогу выходить из дома только очень поздно, а ты в это время всегда занят, поэтому лучше подождать, пока твои господа уедут.
— Ну, а по утрам?
— Утром я буду спать, — ответила я, — между прочим, ты знаешь, я больше не позирую.
— Почему?
— Я устала… ты доволен? Итак, увидимся через десять дней… я тебе позвоню.
— Хорошо.
Он произнес эти слова не очень уверенно, но я достаточно хорошо знала его и была убеждена, что раньше чем через десять дней он, несмотря на свое подозрение, не даст о себе знать. И более того, именно потому, что он подозревает что-то, он не объявится раньше. Джино никогда не был смелым человеком, а мысль, что я разоблачила его обман, должно быть, наполнила его душу страхом и волнением. Повесив трубку, я вспомнила, что разговаривала с Джино спокойно, приветливо, даже любезно, и это меня порадовало. Скоро и в моем чувстве к нему я сумею обрести такое же спокойствие, такую же приветливость и любезность; и я смогу встретиться с ним без боязни обнаружить в себе, в нем и в наших отношениях фальшь, скуку и ненависть.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В тот же день я отправилась в меблированные комнаты навестить Джизеллу. Было уже за полдень. В этот час Джизелла обычно только поднималась с постели и начинала одеваться, чтобы идти на свидание с Риккардо. Я присела на неубранную кровать, а Джизелла тем временем расхаживала по комнате, где царил полумрак, среди разбросанных в беспорядке платьев и белья. Я спокойно рассказала ей, как ходила к Астарите
— Да что ты… не может быть… жена и ребенок… да так ли это?
— Его дочь зовут Марией.
Было ясно, что ей хочется все разузнать как следует и обсудить эту новость, но мой спокойный вид разочаровал ее.
— Жена и дочь… дочь зовут Марией… и ты так спокойно об этом говоришь?
— А как же я должна говорить?
— И тебя это не огорчает?
— Конечно, огорчает.
— Значит, он тебе так и сказал: Джино Молинари женат и у него есть ребенок… да?
— Да.
— А ты ему что ответила?
— Ничего… что я должна была ответить?
— Ну, что ты почувствовала? Заплакала?.. В конце концов, это просто катастрофа для тебя.
— Нет, я не заплакала.
— Ведь теперь ты не сможешь выйти за него замуж! — воскликнула она с легкомысленным и веселым видом. — Ну и подлость… Надо же быть таким бессовестным… бедная девушка, которая, можно сказать, жила только ради него одного… Что за подлецы мужчины!
— Джино еще не знает, что мне все известно, — сказала я.
— На твоем месте, дорогая, — взволнованно воскликнула она, — я выложила бы ему всю правду в глаза… и не мешало бы влепить ему пару хороших оплеух.
— Я назначила ему свидание через десять дней, — ответила я, — думаю, что мы будем продолжать наши прежние отношения.
Она отступила назад, широко раскрыв от удивления глаза:
— Но зачем? Он тебе еще нравится? После всего, что он натворил?
— Нет, — ответила я, с трудом сдерживая волнение, — он теперь уже не так сильно нравится мне… Но, — я заколебалась, а потом, поборов себя, добавила: — не всегда ведь пощечины и ругань являются лучшим орудием мести.
С минуту Джизелла молча смотрела на меня, прищурив глаза и отодвинувшись назад, как это делают художники, когда разглядывают свою работу, потом воскликнула:
— Ты права… как я не подумала об этом… а знаешь, как я поступила бы на твоем месте? Преспокойно оставила бы его в счастливом неведении, а потом в один прекрасный день бац — и бросила бы его. — Я ничего не ответила. Спустя минуту она продолжала уже более спокойно, но все еще громким голосом, в котором слышалось воодушевление: — Прямо до сих пор не могу прийти в себя… жена и дочь… а перед тобой он корчил из себя бог знает кого… да еще заставил тебя купить мебель, приданое… ну и дела, ну и дела! — Я упорно молчала. — Но я-то, — воскликнула она с торжеством, — согласись, что я-то его сразу раскусила… что я тебе говорила? Этот человек тебя обманывает… бедная Адриана.
Она обняла меня и поцеловала. Я позволила ей поцеловать меня, а потом сказала:
— Да, по самое страшное, что из-за него я потратила все мамины деньги.
— А твоя мать знает об этом?
— Нет, пока еще не знает.
— О деньгах не беспокойся, — закричала она. — Астарита влюблен в тебя по уши… стоит тебе захотеть, и он даст тебе сколько угодно денег.
— Я не хочу больше видеть Астариту, — ответила я, — любой мужчина, только не Астарита.