Римская кровь
Шрифт:
— Прости, Секст Росций. Я не думал тебя обидеть. Ты говоришь разумно. Возможно, в следующий раз мы попросим принести кресла Цецилию Метеллу.
Руф подавился смехом. Мое нахальство заставило Цицерона поморщиться.
— А ты действительно умник, не так ли? — огрызнулся Секст Росций. — Городской ловкач, как и эти двое. Чего же ты хочешь?
— Только правды, Секст Росций. Потому что находить ее — моя работа и потому что она — единственное, что способно спасти невинного человека — такого, как ты.
Росций
— Что же ты хочешь узнать?
— Где твои рабы?
— Конечно, дома, в Америи. В имениях.
— Все рабы? Ты не взял с собой слуг, чтобы убирать и готовить, ухаживать за твоими дочерьми? Не понимаю.
Тирон вплотную склонился над Цицероном и что-то прошептал ему на ухо. Цицерон кивнул и махнул рукой, и раб вышел из комнаты.
— Какого благовоспитанного маленького раба ты с собой водишь, — зашевелил губами Росций. — Просит у хозяина позволения помочиться. Вы видели, какой здесь нужник? Никогда не встречал ничего подобного. Проточная вода прямо в доме. Отец любил рассказывать об этом: вы знаете, как старики не любят, когда им приходится выходить ночью из дома, чтобы отлить. Не здесь! Если спросите моего мнения, это чересчур хорошее место, чтобы здесь испражнялись всякие рабы. Обычно здесь пахнет лучше, но сейчас слишком жарко.
— Мы говорили о твоих рабах, Секст Росций. Особенно я хотел бы поговорить о двух рабах. Любимчики твоего отца, единственные, что были с ним в ночь его смерти. Феликс и Хрест. Они сейчас тоже в Америи?
— Почем я знаю? — огрызнулся он. — Может быть, они уже сбежали. Или им перерезали глотки.
— И кто же это сделал?
— Перерезал им глотки? Те же люди, которые убили моего отца, конечно.
— А почему?
— Потому что рабы все видели, глупый ты человек.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что они мне это сказали.
— От них-то ты и узнал впервые о смерти отца — от рабов, которые были с ним?
Росций помедлил.
— Да. Они прислали из Рима гонца.
— В ночь убийства ты был в Америи?
— Где же еще? Двадцать человек подтвердят тебе это.
— А когда ты узнал о том, что отец убит?
Росций снова помедлил.
— Гонец прибыл два утра спустя.
— И как ты поступил?
— В тот же день я был в городе. Это, скажу я вам, прогулка не из легких. На доброй лошади можно домчаться за восемь часов. Выехал на рассвете, прибыл в сумерках — осенью дни коротки. Рабы показали мне его тело. Эти раны… — Он перешел на шепот.
— А они показали тебе улицу, где произошло убийство?
Секст Росций уставился в пол:
— Да.
— То самое место?
Он содрогнулся:
— Да.
— Мне нужно побывать там и осмотреть все самому.
Он покачал головой:
— Второй раз я туда не пойду.
— Понимаю. Меня могут проводить туда два раба, Феликс и Хрест. — Я изучал выражение его лица. Его глаза засветились огнем, и внезапно я что-то заподозрил, хотя и не могу понять что. — Ах, но ведь рабы в Америи, я правильно понял?
— Я уже ответил тебе, — казалось, несмотря на жару, Росция бьет дрожь.
— Но мне нужно посетить место преступления безотлагательно. Я не могу ждать, пока этих рабов привезут в Рим. Насколько я знаю, твой отец направлялся в заведение под названием Лебединый Дом. Возможно, преступление свершилось где-то неподалеку.
— Никогда не слышал об этом месте.
Лгал он или нет? Я внимательно следил за его лицом, но мое чутье ничего мне не говорило.
— Все равно, ты, наверное, смог бы рассказать мне, как найти это место.
Он действительно рассказал, как туда пройти. Это меня немного удивило, ведь Росций совсем не знал столицы. В Риме тысячи улиц, и только некоторые имеют названия. Но по приметам, которые смог припомнить Росций, мы с Цицероном сумели восстановить дорогу. Она была достаточно запутанной, и ее пришлось записать. Цицерон посмотрел через плечо и что-то недовольно пробормотал об отсутствии Тирона; к счастью, Тирон оставил свою навощенную табличку и стиль на полу за креслом Цицерона. Руф вызвался быть нашим писцом.
— Теперь скажи мне, Секст Росций: ты знаешь, кто убил твоего отца?
Он опустил глаза и долго молчал. Возможно, его недомогание объяснялось просто жарой.
— Нет.
— И все-таки ты сказал Цицерону, что боишься той же участи, что те же люди полны решимости убить и тебя. Что предстоящий процесс — это покушение на твою жизнь.
Росций покачал головой и обхватил себя руками. Тоскливый огонек померк. Его глаза почернели.
— Нет, нет, — поспешно возразил он. — Я не говорил ничего подобного. — Цицерон бросил на меня озадаченный взгляд. Бормотание Росция становилось все громче: — Бросьте меня, вы все! Бросьте! Я обречен. Меня зашьют в мешок и швырнут в Тибр, и за что? Да ни за что! Что станется с моими доченьками, моими прелестными доченьками, моими красавицами? — Он заплакал.
Руф подошел к Росцию и положил руку ему на плечо. Тот дернулся и сбросил его руку.
Я встал и учтиво поклонился:
— Пойдемте, господа, полагаю, что на сегодня достаточно.
Цицерон остановился в нерешительности.
— Но мы ведь только начали. Спроси его…
Я приложил палец к губам, повернулся к выходу и позвал Руфа, поскольку видел, что он все еще пытается утешить Секста Росция. Придержав занавеску и пропустив Цицерона и Руфа вперед, я оглянулся на Росция, который кусал себе пальцы и трясся мелкой дрожью.